И возвращу тебя… - [3]

Мог ли Колька отговорить ее тогда? Нет, навряд ли. Они проспорили целую ночь, чередуя яростную перебранку со слезами примирения, но Гелька упорно стояла на своем. Попала вожжа под хвост, и теперь она неслась вперед, закусив удила и не глядя по сторонам.

— Ты можешь объяснить мне — зачем? — в сотый раз спрашивал Колька, безнадежно зарываясь обеими руками в свою белобрысую шевелюру. — Зачем? Ну чего тебе не хватает? Скажи, я достану.

— Как же, достанешь… — скептически парировала Геля. — Видел, какие на Светке тряпки? Какие камни? Тебе на такие побрякушки за всю жизнь не заработать. А представляешь, как все эти наряды смотрелись бы на мне?

Светка-то и сбила их всех с панталыку, вернувшись домой после двухлетнего отсутствия, вся в золоте и бриллиантах, с пачками денег за пазухой. Это уже потом выяснилось, что светкины рассказы — фальшивка, сплошное вранье, «подстава» для дураков, что ничего Светка не заработала, а подыхала все это время в стамбульском борделе, не надеясь уже вернуться домой к малому ребенку, что вытащил ее оттуда местный торговец проститутками по имени Рашид, вытащил в обмен на приманный спектакль, который Светка и разыграла перед восхищенными провинциальными дурами. Он же, Рашид, и арендовал своей бывшей рабыне наряды и украшения, не забывая взимать с нее плату натурой и поддерживать нужный уровень актерского вдохновения при помощи простых, но действенных угроз в отношении светкиной трехлетней дочери.

Но все это выяснилось уже потом, когда Колька, обеспокоенный полным отсутствием писем, выследил Светку и выбил из нее признание. Потом, когда уже было поздно, когда Геля уже бесследно исчезла, вместе со своей старшей сестрой Викой и еще шестью девушками, исчезла, войдя в ворота волгоградского аэропорта, как во врата ада, своего и колькиного. Потом… а тогда Колька и сам вел себя, как глупый мальчишка-школьник, обиженный сомнениями чересчур гордой одноклассницы. Если бы тогда он догадался сразу же выследить подлую Светку, навести справки о мерзавце Рашиде… Эх! Так просто, так просто! Почему же вместо этого он тратил время на пустые увещевания и обиды? Эх…

Обида виновата. Обида лишила его разума тогда, четырнадцать лет назад. У него в голове не укладывалось, как можно променять их безупречное счастье на какие-то побрякушки? Конечно, Колька и предположить не мог, что Геля говорит это серьезно, но тем не менее… И потом, если на самом деле она имеет в виду что-то другое, то — что? Не иначе, как надоела ей Колькина навязчивая любовь, и она просто хочет избавиться от него таким хитрым способом. Кто он, в конце концов? Обычный парень, средний во всех отношениях… что он мог предложить ей, чем заинтересовать?

— Если действительно хочешь мне помочь, то достань денег, — сказала ему тогда Гелька. — Рашид требует полторы тысячи долларов — на билеты и оформление документов. Или ты и этого не можешь, со всей своей любовью?

Это было уже чересчур. Колька вскочил и, опрокидывая по дороге стулья, вылетел из квартиры. Поняв, что хватила через край, Геля пыталась удержать его, но куда там… Слепой от боли и обиды, он выбежал из подъезда. Стоял октябрь; Колька бежал по его прохладному утреннику, не разбирая дороги. Гелька открыла окно и кричала ему вслед через весь двор, звала:

— Коля! Коля! Коля-я!!!

…Колька открыл глаза. Белобрысый малыш, улыбаясь во весь свой беззубый рот, оптимистически ковылял по самолетному проходу, а зазевавшаяся мать поспешала за ним, безуспешно пытаясь остановить:

— Коля! Коля! Ну куда же ты… остановись сейчас же! Коля!

Колька вытянул руку и поймал беглеца.

— Пусти! — обреченно сказал малыш.

— Нет, пацан, — покачал головой Колька. — Если женщина зовет, то мужчина всегда должен остановиться и выяснить, в чем дело. Ты уж мне поверь, тезка, я знаю.

Смущенно улыбаясь, подошла мать, перехватила у Кольки свое упирающееся сокровище:

— Спасибо. Никакого с ним сладу. Уж больно длинный перелет. Если бы еще прямой, а то ведь с этой дурацкой посадкой…

Колька кивнул и отвернулся, не поддерживая разговор. В иллюминаторе виднелся берег, горы, море, белые домишки, как крупинки соли на выцветшей бурой скатерти. Наверное, Кипр. Теперь уже скоро. Колька вздохнул, возвращаясь к своим невеселым мыслям. Деньги-то он тогда достал, дурак. Из принципа. Что мог — продал, где мог — одолжил. Принес, шлепнул об стол тощей пачкой зеленых бумажек, повернулся уходить… сердце разрывалось в груди, распятое на гудящих от слез ребрах. Геля налетела сзади, прижалась к спине, залепетала, зашуршала невнятным водопадом слов… ну а дальше — понятно.

Когда расставались в аэропорту, плакала. Рашид, гнилозубый шакал, стоял рядом, покуривал. Пропустив всех девушек за прилавок таможни, он повернулся к Кольке и сказал что-то мерзкое, и протянул руку для рукопожатия. А Колька был настолько оглушен своим несчастьем, что даже не врубился в смысл сказанных слов, просто автоматически пожал гаду руку и отошел. Потом-то уже понял, но опять — потом. Прямо наваждение какое-то с этими «потом». А тогда…

— Не плачь, Ромео! — ухмыляясь, сказал ему тогда Рашид. — Ищи себе другую дырку. Их тут вон сколько — только пальцем помани…