И восстанет мгла. Восьмидесятые - [18]
Но когда развернулся обратно, то за спиной никакой тропинки не увидел. Перед ним плотным частоколом толпились такие же березы, осины и ели.
Алеше стало не по себе, он решил попробовать пойти прямо, никуда не сворачивая. Навстречу стали попадаться плотные заросли покрытого паутиной жесткого папоротника и полуистлевшие коряги, бурые трухлявые стволы поваленных деревьев, которых раньше не было заметно. Он почувствовал, что блуждает, идет не в ту сторону.
Развернувшись, ребенок побежал в обратном направлении, уже всхлипывая и не на шутку испугавшись.
Вскоре впереди вынырнула лощина, поросшая по крутым склонам плотным высоким кустарником.
Алеша понял, что заблудился. Он упал в траву и тихонько захныкал. Кричать в лесу он боялся, в какую сторону идти — не знал, истомился, замаялся; очень хотелось пить.
Мальчик подумывал лечь под куст и переждать дотемна. Тогда, казалось ему, он увидит мерцающие огоньки света из окон деревенских домов и сможет найти дорогу. Он помнил, что темнота — его союзник.
Вдруг Алеше почудилось, что в дебрях на другой стороне оврага мелькнул собачий хвост. Он обрадовался. Огромные деревенские псы никогда не трогали детей, вольготно разгуливая повсюду без ошейников, и не выносили только глупых молодых бычков да редких велосипедистов, кативших из города в соседние села к родителям на выходной. И за теми, и за другими гнались разноголосой стаей со свирепым лаем, норовя цапнуть за ногу.
Бывало, городской автомобиль, пылящий по колеям грунтовки, вызывал у них приступ недоуменного гнева и искушение впиться клыками, испробовать на прочность покрышку колеса. Но безмятежно идущий по своим делам сельчанин, тем паче ребенок, был им безразличен и удостаивался лишь благожелательного, с ленцой, взмаха хвоста.
Алеша уже собирался позвать пса, наверняка знавшего дорогу в деревню, но тут ему померещилось, что из гущи кустов на него в упор смотрят два янтарно-желтых, не по-песьи серьезных и пристальных глаза.
Мальчик вспомнил детские книжки про волков и чуть не разревелся в голос от жути. Матерые волки в книгах не отличались дружелюбием безобидных деревенских собак.
Он ползком попятился назад, не отрывая завороженного взгляда от густо переплетенных ветвей сползающего книзу кустарника, из которых кто-то за ним наблюдал. Он пятился на коленках, доколе котловина не скрылась за сплошной стеной вздыбленных стволов пятнисто-белых берез и серо-зеленых осин, затем поднялся и что есть мочи побежал в противоположную сторону — неважно куда, лишь бы подальше от светящихся глаз, в которых не было и следа ленивого благодушия хвостатых деревенских хулиганов.
Алеша бежал долго, покуда совсем не потерял дыхание. Впереди он завидел просеку и из последних сил обрадованно устремился к ней. Там было светлее, чем в лесу, там не было сбивавших с толку пестротой одинаковых пегих березовых стволов, а главное — там было всего два направления, куда пойти заплутавшемуся ребенку в поисках взрослых людей.
Выбежав на середку просеки и оглядевшись в обе стороны, вправо вдалеке он заприметил человеческую фигуру, которая, однако, удалялась широким, ходким шагом: зови — не дозовешься. Мальчик собрал остатки сил и снова побежал, крича «дяденька!» сквозь подступавшие к горлу и душившие, не дававшие набрать полную грудь воздуха, рыдания.
Человек неожиданно остановился и обернулся, то ли заслышав тонкий, срывающийся в плач голос, то ли что-то почудилось ему за спиной. Он пошел навстречу ребенку. Это был высокий жилистый мужчина лет пятидесяти, с корзиной, полной грибов, через локоть, в серой приплюснутой кепке набекрень и в кирзовых сапогах с отворотом.
— А ты здесь отколь взялся? — подняв брови, изумленно вопросил он мальца, растиравшего грязными пальцами влагу и раздавленных комаров на лице. — Где мамка и папка твои?
— Они дома, я потерялся, — пытаясь остановить горючие слезы и еще всхлипывая, пролепетал тот. — Я хочу к бабушке в деревню.
— Это в какую? — усмехнувшись и погладив растрепанные, вихром торчащие волосы на детской макушке, поинтересовался грибник.
На счастье, Алеша помнил название деревни, где жила бабушка.
— Эк тебя, малец, занесло! Далеко ты забрел, — закачал дяденька головой уже без улыбки, испытующе оглядев крошечную фигурку ребенка. — Как же тебя старая карга в лес-то одного отпустила?
— Я сам ушел — ягоды кушать, — сознался Алеша, — и заблудился.
— Понятно… — протянул, слегка задумавшись и посмотрев на клонившееся к закату, помалу блекнущее солнце, взрослый. — Ну, пошли потихоньку, отведу тебя к бабке. Я-то в другой деревне живу… Есть хочешь?
— Я пить хочу, — робко признался мальчик.
— Держи вот, пей, — вынимая из корзинки термос и наливая в крышку соломеннотерпкую теплую жидкость, предложил мужчина. — Это чай из медуницы со зверобоем и малиной заваренный, целебный.
Баба Маня в это время впервые в жизни изведала, как может садняще болеть, щемить, сжимаясь и прерывисто трепеща, сердце. Дочистив у поросят и в коровнике, постирав и выполоскав в речке белье, развесив его сушиться во дворе и обнаружив, что Алеши нет ни на огороде, ни перед домом, она решила, что тот пошел знакомой дорогой к галечному бережку водопоя, где они в обед вместе доили Субботку.
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.