И в сердце нож. На игле. Белое золото, черная смерть - [51]

— Но, Господи, зачем вы его убили? — раздался приглушенный женский голос.

— Ты блудница, — проскрипел преподобный Шорт. — Я должен спасти твою душу. Я убил твоего мужа. Теперь я предам тебя в руки Господа.

— Чистый псих, — громко сказал Могильщик.

Внезапно в комнате раздался шорох.

— Кто там? — по-змеиному просвистел преподобный Шорт.

— Полиция! — крикнул Могильщик, прижимаясь к стене возле двери. — Детективы Джонс и Джонсон. Выходите с поднятыми руками.

Не успел он договорить, как Гробовщик кинулся к выходу, чтобы зайти сзади и блокировать окна комнаты Шорта.

— Вам ее не получить, — проскрипел Шорт. — Отныне она принадлежит Господу.

— Нам нужна не она, — сказал Могильщик. — Нам нужны вы.

— Я орудие Всевышнего, — пояснил преподобный.

— Я в этом и не сомневаюсь, — ответил Могильщик, он отвлекал преподобного, давая время Гробовщику добежать до окон. — Наше дело доставить орудие Господа целым и невредимым в руки правосудия.

Грянул выстрел из дробовика — внезапно, без предупреждающего клацания затвора, и в центре двери образовалась дыра.

— Мимо! — прокомментировал Могильщик. — А ну-ка еще разок из другого ствола!

В комнате опять послышался шорох, и Дульси взвизгнула. Тут же со двора грянули два выстрела из револьвера 38-го калибра.

Могильщик развернулся и ударил в дверь левым плечом. Дверь распахнулась, и он влетел в комнату, размахивая рукой со своим револьвером 38-го калибра. Преподобный Шорт перегнулся через стул, пытаясь поднять с пола дробовик, нашаривая его левой рукой. Правая безжизненно свисала вдоль тела.

Могильщик подался вперед и ударил преподобного по затылку рукояткой длинноствольного поблескивающего никелем револьвера с такой силой, чтобы оглушить его, не повредив мозга. Когда же преподобный упал со стула на пол, Могильщик переключился на Дульси. Она лежала на кровати на спине, привязанная за руки и за ноги к изголовью и изножью. На ней были только брюки от красного костюма. Из впадины между грудей торчал нож. Она глядела на Могильщика огромными перепуганными насмерть глазами.

— Плохо мое дело? — спросила она шепотом.

— Не думаю, — сказал Могильщик и, приглядевшись к ней, заметил: — Ты слишком хороша собой. Плохо дело уродливых и старых.

Гробовщик сдирал проволочную решетку с окна. Могильщик подошел к окну и поднял раму. Гробовщик залез в комнату.

— Ну что, надо отправлять голубков в больницу, — сказал Могильщик.

Преподобного Шорта отправили в психиатрическое отделение больницы «Бельвю» на углу Первой авеню и 29-й улицы. Ему сделали укол, и, когда детективы пришли к нему подводить итоги расследования, он вел себя тихо и вполне вменяемо.

Вместе с Гробовщиком и Могильщиком приехал и сержант Броди. Он сел у кровати и начал допрос. Рядом с ним сидел стенографист.

С другой стороны кровати сидел Гробовщик, уставившись в табличку на кровати. Могильщик примостился на подоконнике и смотрел на снующие по Ист-ривер буксиры.

— Несколько мелких вопросов, преподобный, — жизнерадостно начал Броди. — Во-первых, почему вы его убили?

— Господь повелел мне это сделать, — тихо и спокойно отозвался Шорт.

Броди посмотрел на Гробовщика, но тот не заметил его взгляда. Могильщик проявлял живой интерес к буксирам.

— Большой Джо Пуллен выяснил, что Вэл ее муж и они живут в грехе, хотя ей положено было жить уже с Джонни Перри, — начал преподобный.

— Когда он это выяснил? — спросил Броди.

— Во время последнего рейса, — спокойно отвечал преподобный. — Он собирался поговорить с Вэлом — велеть ему убираться в Чикаго, там тихо оформить развод и исчезнуть. Но Джо Пуллен не успел поговорить: он скоропостижно скончался. Когда я пришел помочь Мейми с похоронами, она мне все это и рассказала. Она спросила у меня совета. Я сказал, что сам этим займусь, поскольку я как-никак был духовным наставником ее, Большого Джо, а также Дульси и Джонни Перри, хотя они не ходили в мою церковь. Я позвонил Вэлу, сказал, что хочу с ним поговорить. Он ответил, что ему некогда разговаривать с разными там проповедниками. Мне пришлось объяснить, о чем у нас будет разговор. Тогда он сказал, что приедет ко мне в церковь вечером по время поминок. Мы договорились на два часа ночи. Похоже, он собирался что-то со мной сделать, но я был начеку и сразу его предупредил. Я дал ему двадцать четыре часа, чтобы убраться из города. В противном случае я обещал все рассказать Джонни. Он согласился. Я был рад, что все так получилось, и поехал к Мейми скрасить ее последние часы с бренными останками ее супруга. Там-то Господь и повелел мне его убить.

— Как это случилось? — мягко поинтересовался Броди.

Преподобный Шорт снял очки, отложил их в сторону, провел рукой по худому лицу, затем снова надел.

— Я нередко получаю повеления от Всевышнего и никогда не оспариваю их. Я был в гостиной, где стоял гроб с останками Большого Джо, и вдруг почувствовал, что меня тянет в спальню. Я понял, что Господь пожелал, чтобы я исполнил Его волю, Я пошел туда, закрыл дверь. Тогда я почувствовал желание посмотреть вещи Большого Джо.

Гробовщик медленно обернулся в его сторону. Могильщик забыл про буксиры на Ист-ривер и тоже посмотрел на него. Стенографист оторвал взгляд от блокнота и снова опустил его.