И тогда я солгал - [42]
— Хорошо. Не плачь больше, Фелиция.
— Я не могу плакать при Джинни. Это ее пугает. А потом я думаю, что если бы Фредерик мог увидеть меня, то подумал бы, будто я его позабыла, — и тогда сама пугаюсь. Я могу позабыть его лицо. Я уже не вспомню, как выглядел Гарри. Я тебе об этом говорила, да?
— Да.
— Тогда ладно. — Она берет меня за руку, всего на секунду. Ее пожатие теплое и быстрое. — Вот зачем я сюда прихожу.
Мы идем по пустому дому. Я не могу удержаться от мыслей о той женщине, учительнице французского, которая каждую неделю приходит в чью-нибудь душную гостиную. Я никогда не видал спиритических досок, да и не хочу.
Вот стул на площадке, на котором часто сидела Фелиция, ерзая, когда моя мать, стоя на коленях, застегивала ее черные ботиночки с кнопочками по бокам. Снизу доносился запах еды, цокот копыт во дворе, звяканье кастрюль в кухне. Когда передняя дверь распахивалась, на плиты, которыми вымощен пол, ложился солнечный свет. Сквозь дверь кабинета мы слышали нудный голос мистера Денниса. Так было до того дня, когда он побил Фредерика.
Большинство моих воспоминаний об Альберт-Хаусе относятся к более раннему времени. Может быть, постоянно возвращаясь к нему мыслями, я изображаю его в своей памяти лучше, чем оно было в самом деле. Память вроде моей — скорее проклятие, нежели благословение. Острая, будто нож, она глубоко проникает в прошлое и являет его в полном блеске.
Фелиция ерзает, а стул скрипит. Фредерик прячет за спиной свою новую рогатку, чтобы моя мать не увидела. Мельком взглядывает на меня. Через минуту мы будем свободны и вприпрыжку пустимся по гравию, потом через лужайку — и нырнем в дебри камелий, папоротников и гуннеры. Моя мать всегда боялась, что мы повыбиваем друг другу глаза. У меня сейчас руки чешутся проверить, хорошо ли натянута резинка на рогатке.
11
Многие снимают газовые маски, чтобы проверить, рассеялся ли газ. Результатом постоянного снимания и надевания газовых масок является вдыхание некоторого количества газа.
Сок брызжет из голубиного пирога, когда Фелиция разрезает его надвое. Большую половину подает мне. Я беру нож и вилку, как она, но не могу перенять неторопливость, с которой она ест.
— Давненько я не едал настоящего голубиного пирога, — говорю я. — Ты знаешь, что иногда его начиняют голубятиной?[21] Я пробовал однажды в Лондоне. Есть невозможно. Лондонские голуби — они как крысы. Не хочется класть такое мясо в рот.
К густому, жирному вкусу баранины примешивается вкус яблок. Наверное, со старой яблони у задней стены. Сорт «пятачок». Эти яблоки хранятся долго.
— Можешь доесть, Дэн.
— Вам с малюткой утром захочется.
Но она вываливает пирог мне на тарелку. Когда я доедаю, она поднимается, идет в кладовку и возвращается с глиняным кувшином, покрытым муслином.
— Я попросила Долли принести мне кувшин пива. Не знаю, что она обо мне подумала.
Я точно знаю, что она подумала. Вот она какая, моя благословенная Фелиция, со своими тонкими запястьями и выражением лица, которое у большинства детей стирается раньше десяти лет. Невинная, вот она какая! И не имеют значения смерть Гарри Ферна, рождение Джинни. Смерть Фредерика…
Отодвигаю стул назад и делаю большой глоток пива. Вот как оно будет, если пожениться… Фелиция суетится вокруг, моет тарелки, протирает стол. Но если мы поженимся, ей придется печь пирог самой. Сейчас она просто играет в то, чего делать не умеет. То же самое с ребенком. Возможно, поэтому Джинни так рвется к Долли Квик — в старухе есть уверенность, которая в Фелиции отсутствует напрочь.
Фелиция относит тарелки в судомойню — очевидно, чтобы Долли Квик завтра вымыла. Дверь в судомойню оставляет открытой. Наверное, там сыро, потому что оттуда доносится неприятный запах. Сначала он, словно легкий дымок, едва щекочет мне ноздри, но потом становится густым и резким. Я закашливаюсь и прикладываю руку ко рту. Вонь окружает меня плотным туманом. Газ проникает в землю и остается внутри. На такой почве не плодится ничто живое, кроме крыс. Пахнет хлорной известью, креозолом и жижей из отхожих мест. От нас хуже всего воняет, когда мы снимаем обмотки. Неудивительно, что крысы подбираются так близко, что могут облизать наши напомаженные волосы. Они рассматривают нас по-свойски. Ничего, говорят они. Мы за вами еще вернемся.
Вы знаете, что перекормленная крыса становится разборчивой? Выедает у мертвеца глаза и внутренности, а остальное не трогает. Она может прогрызть в щеке у мертвеца дыру и вылезти наружу. Привередливая, словно кошка, и примерно такого же размера, сквозь эту дыру она просачивается, будто вода.
Фелиция еще в судомойне. Я слышу звон тарелок. «Выпей пива, Дэниел. Выпей пива, сынок, и выкури сигаретку».
— Не против, если я закурю, Фелиция?
— Нет, конечно. Мне это нравится.
Ей это нравится, потому что напоминает о Фредерике. Курить Фредерика научил я. Сначала он был совсем неопытным. Побледнел, покрылся потом и выблевал свой завтрак на песок. Однако попыток не оставил и вскоре курил не меньше моего. Ко всему привыкаешь, и в этом беда.
Я затягиваюсь сигаретным дымом и смотрю на Фелицию. Она улыбается. Сама невинность.
В начале 1950-х годов на всю страну прогремело «дело врачей». Группе людей в белых халатах были предъявлены страшные обвинения в измене — как своему профессиональному долгу, так и советской Родине. А были ли эти люди на самом деле виновны? Как известно, время все расставило по своим местам… «Изменник» — роман о трагических событиях в судьбе талантливого детского доктора Андрея Алексеева, который предпочел честность и верность клятве Гиппократа собственной безопасности.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.
Англия, 1943 год. Вторая мировая воина в разгаре. Жителям прибрежной деревни Тайнхем приказано покинуть свои дома: британская армия будет проводить здесь военные учения. Министерство обороны реквизирует и поместье лорда Альберта Стэндиша, но накануне отъезда в старинной усадьбе разыгрывается настоящая трагедия… 2018 год. Мелисса надеется, что поездка в Дорсет возродит ее зашедшие в тупик отношения с другом Лиамом, но молодой человек предпочитает заниматься серфингом без нее. Оставшись в одиночестве, Мелисса отправляется на поиски местных достопримечательностей.
«У каждого в шкафу свой скелет». Эта фраза становится реальностью для Эвери, успешной деловой женщины, младшей дочери влиятельного сенатора Стаффорда, когда та приезжает из Вашингтона домой из-за болезни отца. Жизнь девушки распланирована до мелочей, ей прочат серьезную политическую карьеру, но на одном из мероприятий в доме престарелых старушка по имени Мэй стаскивает с ее руки старинный браслет… И с этого браслета, со случайных оговорок бабушки Джуди начинается путешествие Эвери в далекое прошлое. Много лет назад на реке Миссисипи в плавучем доме жила небогатая, дружная и веселая семья: мама, папа, Рилл, три ее сестры и братик.
В самом конце Первой мировой войны юная англичанка Эмили Брайс влюбляется в молодого и храброго пилота Роберта Керра, который лежит в госпитале и вскоре должен вернуться на фронт. Зная, что ее родители, которые уже нашли дочери выгодного жениха, не одобрят такой выбор, девушка записывается в Женскую земледельческую армию и уезжает на тяжелые сельхозработы подальше от дома. Она горит патриотическим желанием принести как можно больше пользы стране, мечтает о счастливом замужестве, но еще не знает, какие ужасные испытания готовит ей судьба.
Англия, конец 40-х годов. Малышке Рози было всего пять лет, а ее сестре Рите — девять, когда их мать Мэвис привела в дом нового ухажера. Ее избранник пил, бил ее и терпеть не мог девочек, но ведь сердцу не прикажешь…. Вскоре Мэвис поняла, что ждет ребенка, но грубый, алчный Джимми Рэндалл поставил условие: «Женюсь, если сдашь девчонок в приют!» Скрепя сердце, Мэвис согласилась на временную разлуку с Ритой и Рози, но сразу после родов Рэндалл подсунул жене документы о полном отказе от дочерей. И Мэвис, не читая, поставила свою подпись… Теперь жизнью двух несчастных сестер, сердца которых разбиты предательством матери, целиком и полностью распоряжаются хозяева приюта «Нежная забота».