И так же падал снег - [26]

«Наш паровоз стрелой летит —

В Коммуне остановка.

Иного нет у нас пути,

В руках у нас винтовка…»

4

Мы сидели на нижней ступеньке лестницы, что вела на открытую веранду левого крыла нашего дома, и прислушивались к беспорядочному говору людей, собравшихся наверху по случаю праздника. Там все окружили Катерину, которая жила в своей «келье» на третьем этаже и опять была несчастной.

— Я вот как завьюсь, так голова проходит. Без завивки — прямо раскалывается на части — и глаза мои ни на кого б не глядели! — слышался ее хрипловатый, грудной голос. — Измаялась в очереди, но все-таки села к Лидке. К ней завсегда длинный хвост, ну, уж зато — фартово!..

— Ну-ка, повернись! — крутили ее соседки. — Ничо, ничо! Лидка — знамо дело — мастерица, деньгу зашибает…

— А счастья нет, — перебила Катерина. — Видать, и в самом деле не в деньгах счастье. Одна-одинёшенька. Вот — как я…

— У тебя еще, может, все наладится, — увещевали ее. — Вон — у Дуськи, возвернулся, шельмец! Помыкался на стороне — да и обратно домой. Говорит: «Лучше тя не нашел, а все — одно и то же!..» Она его теперь вот как держит!..

— Насильно мил не будешь! — вздыхает Катерина. — Уж год прошел, а ни слуху, ни духу.

— Не намаялся, знать, еще твой хахаль…

— Вы б сыграли, Петь, чё-нибудь, — обратилась Катерина к музыкантам, которые тихонько, под говор людей, настраивали свои инструменты…

Петя — это родной дядя Витьки Титова. Приходит к ним по праздникам, продукты кое-какие приносит. Он — сапожник-модельер, от заказчиков нет отбою, и живет в достатке. С ним сегодня пришли еще двое — один с гитарой, другой с мандолиной. Сам Петя играет на балалайке — и он у них главный заводила.

— Чё сыграть, Катерина? — спрашивает он — и на минуту воцаряется на веранде тишина.

— «По Муромской дорожке» можете?

— А чё тут не мочь? — с обидой в голосе отвечает Петя. — Чай, не первый раз — и ты сама знаешь, а спрашиваешь!

— Ну, я так, — стушевалась Катерина. — Как у нас в ресторане спрашивают…

Петя начал мелодию, ее подхватила мандолина, подхлестнула басовая струна гитары, «проигрыш» — вроде маленькой увертюры — прослушали молча, а потом неожиданно низкий, грудной голос Катерины заглушил музыкальные инструменты, подавил мелодию — и мы услышали:

По Муромской дорожке

Стояли две сосны.

Со мной прощался милый

До будущей весны…

— Это она п-про себя, — сказал Витька Титов, когда голос Катерины, скатившись тяжелым колесом с веранды, пал где-то за сараями — и снова возобладали балалайка с мандолиной и гитарой.

— Чего же она умолкла? — спросил я.

— А вон, — поднялся на ноги Витька, — «Божий человек» явился!

— Не могу при нем, — сказала Катерина. — Алексей плакать будет, меня жалеть. Когда начну: «Он клялся и божился…»

— Катенька моя! Катенька моя! — торопливо спускался с третьего этажа дурачок — и музыканты замолкли.

— Иди ко мне, милый мой! — крикнула Катерина. — Садись вот рядышком…

— Я сичас! Я сичас! — перепрыгивая через ступеньки, бежал к ней Алексей. — Чай, как ты намучилась!..

— Ч-черт бы его п-побрал! — сказал Витька Титов. — Не даст п-попеть. Она же п-про себя, п-про с-свою л-любовь х-хотела р-рассказать!

— Это к ней, что ли, милый не вернулся? — спросил я.

— Н-ну да! И п-песня п-про нее с-сложилась!

— Давайте — «Стаканчики граненые»! — обратилась к музыкантам Катерина, когда дурачок уселся возле нее.

Музыканты лихо ударили по струнам, мы поднялись наверх, чтоб увидеть, как Катерина будет «откалывать номера», и замерли, встретившись с ее глазами, в которых блуждало безумие, словно перешедшее от Алексея-дурачка.

«Стаканчики граненые упали со стола. Упали и разбилися, разбилась жизнь моя!» — вскрикнула она — и, вскочив со стула, пошла «откалывать номера» по всей веранде. Музыканты уловили ритм ее чечетки — и начали «Цыганочку».

«Эх, раз, еще раз! Еще много-много раз!» — вскрикивала Катерина и по-цыгански делала «выходы» — тот самый полукруг, когда танцоры чуть ли не задевают зрителя широким рукавом.

«Божий человек», как плясунья оставила его, упал со стула и, сидя на полу, плакал, размазывая слезы по всему лицу.

На него никто не обращал внимания, зрители хлопали в ладоши — в такт «Цыганочки» — и подбадривали плясунью, повторяя: «Эх, раз, еще раз, Чарли Чаплин и Дуглас, Мэри Пикфорд, Гарри Пиль и его автомобиль!»

И вдруг с шипением и свистом поднялась в небо ракета и рассыпалась искрами над двором.

— Свят! Свят! Свят! — закрестился Алексей и, поднявшись на ноги, засеменил по лестнице к себе наверх.

— Ур-ра! — закричали мы — и побежали в свой штаб.

5

Между сараями и глухой стенкой двухэтажного деревянного дома, стоящего особняком в глубине двора, была расчищена площадка для крокета и, наглядевшись на заядлых игроков, что собирались здесь по вечерам, мы уже знали правила игры и, опережая взрослых домочадцев, строили свой городок с одинарными и двойными перекрестными воротами. Начинали проводить полосатый шар от двух колышков, подталкивая его деревянным молотком, стараясь попасть в проволочные ворота и искусно вывести из городка с противоположной стороны.

Катали шары до той поры, пока не являлись настоящие игроки — и мы им уступали площадку, становясь ярыми болельщиками в толпе зрителей.