И так же падал снег - [117]

— Садитесь, сейчас я приготовлю черный кофе, — сказала Вероника и вышла на кухню, оставив нас втроем.

Вероника-большая, подвинув мне стул, уселась на кровать и откинулась спиной к стене.

Я оказался за столиком визави с Евгением Александровичем, сантехником из отряда московских строителей, что возводят высотные дома в степи, где поднимается новый город автомобилистов.

Он сидел несколько напряженно, косил глазом на Веронику-большую, не скрывая своей антипатии к бесцеремонной молодой особе, которой было плевать на всю обстановку этой тихой «кельи» — как я сразу понял — святая святых Евгения Александровича.

Вероника платила ему откровенной неприязнью — и с первых же минут стала накаляться атмосфера так, что я уже поглядывал на дверь, не желая участвовать в поединке двух явно противоположных по характеру людей.

Молния сверкнула, а первый гром прокатился над моей головой. Раскачиваясь на пружинном матраце, Вероника сперва с пристрастием разглядывала потолок, потом заговорила, обращаясь ко мне:

— Знаете, здесь много беглых.

— Каких «беглых»? — удивился я. — Где?

— Да в Челнах, — сказала она. — Кто от жены убежал, кто от тещи. — И кинула быстрый взгляд на Евгения Александровича.

— А вы — от кого? — нашелся он.

— Я — от родителей.

— Вот как!

— Да. А чего они вмешиваются?

— Так ведь — родители…

— А я всем говорю: «Не учите меня жить, не маленькая».

— А деньги у них просите?

— Деньги прошу. Обязаны.

— Вот когда у вас будут дети…

— У меня не будет детей! — оборвала собеседника Вероника, и тот только развел руками.

Я спросил Евгения Александровича, что его привело в Челны. Вопрос банальный, но он ухватился за него, как за веревочку:

— Я приехал сюда, — покосился он на Веронику, — в поисках настоящего дела…

— Может, взять у вас интервью? — перебила она его.

— Не надо! — отмахнулся он. — Не люблю, когда бьют в литавры, а потом играют похоронный марш.

— Что-то мудрено очень, до меня не доходит. Изложите популярнее.

— А я ведь и не пытаюсь вам ничего рассказывать. Вот товарищ интересуется…

— Привет! — распахнул двери парень в накинутом на плечи пиджаке.

— Валерка! Вот здорово! Сейчас черный кофе будем пить.

— С коньяком?

— Не-ет, — протянула Вероника. — Здесь только черный кофе.

— Обо-жаю! — произнес он с пафосом. — Но верится с трудом. Здесь так: если приглашают на чашку чая, значит, будем пить водку, если — на чашечку кофе — значит, коньяк.

— Водку в Челнах не продают, — сказал Евгений Александрович.

— Хотите — сейчас приволоку литр! Только малость побалдею у гастронома — и два пузырька этой отравы будет.

— Забавно, — сказал Евгений Александрович. — А что значит — «побалдею»?

— Ну, надо перед закрытием магазина проторчать несколько минут у дверей.

— Ну и что?

— Подойдут барыги, спросят: «Чо нада?» — «Ясное дело — чо!» — «Пошли!» — За углом — машина. Из-под сиденья выволокут хоть дюжину, пять рублей пузырек…

— Ловко! — покачал головой Евгений Александрович.

— А вы не знали?

— Признаться, нет.

— Давно в Челнах?

— Второй год.

— Монтажник?

— Сантехник.

— Ба! — всплеснул руками Валерка. — Да сантехники-то первые достают…

— А вы — монтажник? — спросил Евгений Александрович.

— Угадали!

— Да ты садись, Валерка, — потянула его за полу пиджака Вероника. — Торчишь посреди комнаты, свет загораживаешь.

— А куда?

— Да вот — на кровать! Куда же еще?

— Да будет свет! — воскликнул Валерка и плюхнулся в кровать рядом с Вероникой.

Евгений Александрович отвернулся, утопил подбородок в горсти, нахмурился.

Оставив в покое Евгения Александровича, Вероника накинулась на Валерку:

— Ну ты мне и подсунул экземплярчик!

— А что? — уставился он на нее.

— Сам пьет и мне наливает. Говорит: «Без вас не могу. Один никогда не пил и не пью, ибо не алкоголик».

— И ты с ним… всю бутылку «армянского»? Ну и как?

— Что — «как»?

— Будет очерк о передовом бригадире?

— Какой там очерк! Не помню, о чем уж мы и говорили…

— Мужик-то железный!

— Мужик-то железный, да не надо было с ним пить.

— А кто заставлял?

— Да ты же сам посоветовал: «Купи бутылку, иначе из него ни слова не вытянешь».

— Дура ты стоеросовая!..

Евгений Александрович морщился, как от зубной боли, тер рукой подбородок, но они его словно не видели и разговаривали громко, не стесняясь в выражениях.

— Твои очерки, — кричал Валерка, — лежат в братской могиле в редакции. Их с ломом и киркой не откопаешь… Брось ты эту муть! Иди в маляры-штукатуры. У нас пацаны по сто восемьдесят рэ зашибают!..

— Ну-с, кофе готов, — вошла в комнату хозяйка и стала разливать по чашечкам черный кофе.

Рука ее дрожала. Евгений Александрович как-то ревностно и напряженно наблюдал за каждым ее движением, словно боялся, что она выдаст себя каким-нибудь неловким жестом, и молодые зубоскалы, сидевшие на кровати, не преминут воспользоваться этим случаем.

А они подхватили чашечки и нарочито дули в них, как при чаепитии.

— Берите печенье, — предложила Вероника и, взяв свою чашечку, прислонилась к стене, возле двери…

— Обожаю черный кофе! — дурачился Валерка.

— А я вчера выпила три стакана, и сердце стучало, как молот, — сказала Вероника-большая, покачивая ногой.

— У нас всё пьют стаканами, — отозвался Евгений Александрович. — Чай стаканами, водку стаканами…