И так же падал снег - [112]

По центральной улице, лузгая семечки, гуляла молодежь. Бульвар этот простирался от столовой до районного Дома культуры. И до той поры, пока не загорались на реке светлячки бакенов, все бродили парочки.

Тогда и в голову никому не приходило, что в этих местах, в глубине России, вдруг загудит земля и тысячи машин взорвут устоявшуюся веками тишину. В семидесятом году стало тесно на улицах от громадных автобусов, которым приходилось кружить и петлять по узким дорогам, шумно от голосов нахлынувшей сюда молодежи, не протолкнуться в столовых, магазинах, парикмахерских. Светопреставление! Сидя на завалинках, деды покачивали головами, а кургузые «стахеевские» дома вздрагивали от проносившихся мимо машин. Как-то сразу все изменилось вокруг, хотя еще только закладывался первый камень Нового города автомобилестроителей. Десятки машин уходили в степь, везли трубы, бетон, цемент, а на рассвете отправлялись с Альметьевского тракта вахтовки с рабочей сменой.

Помню, выдался ясный день тихого бабьего лета. От зеленой рощи летели паутинки с маленькими пилотами-паучками на борту, пригревало солнце, подсушивало землю после затяжных дождей.

Переваливаясь с боку на бок, наша «Кубань» выбралась на временную кольцевую дорогу, и водитель прибавил скорость. Открылся взору неоглядный простор с прожилками траншей, с коричневой гривой отвалов, с ровными пирамидами черной земли. Людей вроде бы и нет. Пустынно в развороченной степи, только разноцветными жуками ползают бульдозеры, скреперы, грейдеры, катки да ворочают шеей экскаваторы, откусывая стальными челюстями куски грунта. Впечатление, будто явились на челнинскую землю инопланетяне и режут холмистую местность, уравнивают, укатывают ее без устали.

Что бы там ни говорили, а традиционное представление о стройке связано у нас с огромной армией людей, которые врываются в землю, готовят площадку, чтоб «посадить» на нее завод и город. Оно удерживается в памяти, несмотря на то, что я видел, как строились в пятидесятых и шестидесятых годах города и поселки нефтяников в Татарии, как поднимались белокаменные Альметьевск и Лениногорск. На помощь строителям пришла тогда техника — краны, самосвалы, бульдозеры. Но оставались еще и палатки, и бараки, и конторы. Правда, не было уже грабарей и телег, как в тридцатые годы, но всюду были люди — на строительных лесах, у траншей, в котлованах. Стройка — это люди, тысячи людей. Без них не обойтись.

А вот в челнинской степи — пустынно. Людей, которые бы долбили и копали землю, нет. Кругом — машины. Сколько написано о научно-технической революции, сколько ярких примеров ее проявления запало в память, а ощутить ее в полной мере довелось только здесь, на строительной площадке КамАЗа.

Повсюду действовали механизмы. Люди — в кабинах машин, и машины, выполняя их волю, становились как бы живыми неустанно работающими существами. Зрелище необычное. У меня захватывало дух, и я стал понимать своих коллег-журналистов, которые все свои корреспонденции начинали с этого индустриального пейзажа, не разглядев порой человека за техникой. Она поражала воображение, запоминалась, прорывалась на белый лист бумаги. У строителей была каждая минута на счету, и репортерам приходилось довольствоваться двумя-тремя фразами, которые они выуживали у занятых по горло людей, в грохоте и лязге металла.

Мы ехали по временной кольцевой дороге от объекта к объекту, и повсюду виднелись указатели: БСИ, МТС, ДСК… Они напоминали мне стрелки с закодированным обозначением воинских частей на фронтовых дорогах: «Хозяйство Иванова», «Хозяйство Сидорова».

Нам расшифровывали: «База строительной индустрии», «Материально-техническое снабжение», «Домостроительный комбинат»…

В поселке КамГЭС, на Альметьевском тракте, мы ходим вокруг каменной коробки высотного здания и не можем отыскать дверь.

— Как попасть туда? — спрашиваем парня в рабочей спецовке.

— Туда? — кивает он наверх. — На лифте, — показывает парень, объясняя, как лифт будет нас поднимать: медленно, болтаясь из стороны в сторону, и все вверх, вверх.

Догадываемся: шутит. Какой там лифт, когда дом еще недостроен!

— Зайдите со стороны крана, — советует он нам. — Там есть дверка, обитая картоном, толкните ее.

Мы нашли дверь, толкнули ее и очутились на дне глубокого каменного колодца. Ни одной живой души, только слышится откуда-то сверху: «Майна — вира, майна — вира».

Словно в старинном заброшенном замке, мы осторожно поднимаемся по каменным ступенькам и на первой площадке читаем на прибитой к стене дощечке: «Не захламляйте помещение, содержите его в чистоте!» Под ногами — щебень, строительный мусор, лепешки застывшего раствора. Видать, ребята здесь с юмором. Пойдем, Танюша, дальше.

Таня работает инструктором горкома комсомола, постоянно бывает на стройках и с отчаянной решимостью поднимается по ступенькам. Я иду за ней, как за поводырем, но уже не хватает дыхания.

— Стоп, Таня! Надо хоть узнать, сколько этажей мы одолели.

— А вот же нацарапано на стене: «Шестой. Еще шесть».

Скажите, пожалуйста, какая забота о посетителях!

На следующей площадке читаем «Семь. До 12-го — пять». Становится весело. «Только восемь и еще четыре». «Девять, а остаются три!» «Десять. Дойдем до 12-го! А чем выше, тем хуже!»