И сошлись старики. Автобиография мисс Джейн Питтман - [9]

Мы с Мэтом еще долго друг на друга не глядели. Прикидывались, будто нам удочки больно интересны. Только не удочки у нас на уме. На уме у нас, что с нами делали после того, как такое делалось, ну пусть не совсем такое. Не убийство, нет. Отродясь не слыхал, чтобы у нас в округе черный белого убил. Драться дрались, грозиться грозились, а чтоб убивать — такого не водилось. И теперь у меня на уме было, чем эти драки да угрозы кончались, как белые после на нас злобу вымещали. Вот что у меня на уме было, да и у Мэта, я знаю, тоже. Вот почему мы еще долго друг на друга не глядели. Не хотелось видеть, что у другого на уме. Не хотелось видеть лицо его напуганное.

— А ведь пути господни неисповедимы, — говорит Мэт. Тихо так, будто не со мной, а сам с собой говорит. Но я-то знаю, он со мной говорит. Говорит, а на меня и не глядит, но я все равно знаю, он со мной говорит. А я все на удочку гляжу.

— Так люди говорят, — отвечаю.

А Мэт все на удочку глядит. Мне и смотреть на него не надо, я и так знаю, что он на удочку глядит. Мы с ним почитай сызмальства вместе, я и не глядя знаю, что он делает.

— Не хочешь — не отвечай, Сажа, — говорит. И опять тихо так говорит. Он удочку только что подсек — я слышал, как леска воду прорезала.

— Чего-чего? — говорю.

А он опять удочку подсек. Может, это черепаха за наживкой охотилась. А может, он удочку подсекал, чтобы на меня не глядеть.

— Боишься? — говорит. А голос у него все такой же тихий. И на меня все не глядит.

— Боюсь, — говорю.

А он опять удочку подсек. И вытащил краппи с ладонь величиной, не больше. Наживил крючок, поплевал на наживку, чтоб не сглазить, и снова закинул удочку в воду. А на меня как не глядел, так и не глядит. И я на него не гляжу. Это я краем глаза вижу. А как удочка под воду ушла, он и говорит:

— Мне семьдесят один год, Сажа, семьдесят один с гаком. И под кровать, как Фью говорит, лезть у меня уже нет сил.

— А мне семьдесят два, — говорю. Но на него и тут не гляжу.

Сидим на удочки глядим. А река текет чистая, голубая, тихая, спокойная. Так бы и сидел весь день да на удочку глядел.

— Думаешь, это он? — Мэт спрашивает.

Я плечами только пожал.

— Откуда мне знать, Мэт?

— Если это он, Сажа, сам понимаешь, нам туда беспременно надо идти, — говорит Мэт.

Я ему не ответил, но о чем речь — понимал. Помнил, как Мату с Фиксом схватились у Маршаллов в лавке. Сыр-бор загорелся из-за бутылки кока-колы. Фикс свою бутылку выпил и велел Мату пустую бутылку в лавку отнести. А Мату ему и скажи: я, мол, тебе услужать не нанимался. А Фикс ему: неси, мол, бутылку, не то схлопочешь у меня.

Нас в лавке целая орава набилась — белые, черные, — сидим на галерейке, лимонад пьем, коврижками заедаем. И шериф наш, Гидри, тоже тут. Мату шерифу и говорит: если Фикс к нему привяжется, он даст сдачи. А Гидри и ухом не ведет, знай лимонад попивает да коврижкой заедает.

И велит Фикс опять Мату бутылку отнесть, а Мату знай себе сидит, тут Фикс как вдарит, ну, они и схватились. Всем дракам драка была, в жизни страшней не видал. Час целый что один, что другой не мог взять верх. А как час к концу подошел, Фикс оземь хлоп, а Мату — тот стоит. Белые хотели вздернуть Мату, но Гидри их окоротил. Подошел к Мату и как плюху отвесит — враз с ног свалил. Потом повернулся к Фиксу — бац в зубы, ну, и Фикс в другой раз оземь бряк, а Гидри сел на галерейке и лимонад с коврижкой прикончил. Тут и драке конец. Мату и после на реке не раз случалось с белыми драться. Вот про чего Мэт говорил. Вот чего у него на уме было, когда он говорил, мол, если это Мату, беспременно надо нам туда идти. Перед белыми все пасовали, Мату, он один им спуску не давал.

Гляжу я, как Мэт на сумке на своей сидит. За удочку ухватился двумя руками, на леску уставился. Я знал, про чего он думает, — недаром мы почитай всю жизнь вместе. А все равно спросил.

— Да про кровать про эту, — говорит. — Стар я стал под кровать лезть. Сил моих больше нет. Низкая она, больно низкая она, кровать моя, Сажа.

— Да и моя не выше, — говорю.

Тут он на меня поглядел. Из себя он красивый, темный, но не черный. Вся наша жизнь рядом прошла. В холостые годы гуляли вместе. От жен гуляли тоже вместе, хоть и немного пришлось погулять. Вместе в разных переплетах побывали, в серьезных, правда, не случалось. Ну а такого, о чем сейчас думали, сроду не делали. Думать, может, и думали, как не думать. А до дела не доходило.

— Твое слово, Сажа? — спрашивает Мэт.

Я кивнул.

Смотали мы удочки, полезли на кручу. Мэт свою рыбу в сумке несет, я — в ведре.

— Велела перво-наперво выстрелить, — говорю я, — кабы знать — зачем.

— Откуда мне знать, — говорит Мэт. — Как твой старый дробовик, исправный?

— Последний раз хорошо стрелял, — говорю. — Только когда ж это было.

— А патроны с пятым номером у тебя есть? — спрашивает Мэт.

— Пара-тройка должна где ни то валяться, — говорю. — Только я давненько на них не глядел.

— Если найдешь, отложи парочку для меня, — Мэт говорит. — Похоже, мне и ружье тоже придется просить. У меня в доме только дробовик двадцатого калибра да старая винтовка, а больше почитай что ничего исправного нет.