И сошлись старики. Автобиография мисс Джейн Питтман - [40]

— Еще мужчина называется! Что за муж из вас выйдет, если вы не можете с ней справиться… — И снова осеклась. Я не хотел смотреть на нее, но чувствовал, как она сверлит меня взглядом. У нее, видно, руки чесались стукнуть меня, а не меня, так кого-нибудь еще, но воспитание не позволяло. И она накинулась на Мату.

— Вели ей, чтобы убиралась домой, — говорит.

— Ей решать, — говорит он, не переставая жевать бутерброд.

— Это с каких же пор? — спрашивает его мисс Мерль.

Мату жевать не перестал. И на мисс Мерль ни разу не поглядел. А она все глядела на него. Но не так, как обычно глядит на черного белая женщина, когда хочет ему что-то приказать или посоветовать. А так, как любая женщина глядела бы на любого мужчину, с которым ее многое объединяет.

А объединяло ее с Мату то, что они вместе взращивали и воспитывали Кэнди. Когда родители Кэнди погибли в автомобильной катастрофе, мисс Мерль и Мату поняли, что те двое в усадьбе, тетка и дядя Кэнди, не способны дать ей подобающее воспитание, и сочли своим долгом выпестовать ее сами. Ее делом было привить Кэнди хорошие манеры, его — научить понимать людей, живущих в ее владениях. И ближе, чем мисс Мерль и Мату, у Кэнди за всю жизнь никого не было.

Но Мату так и не посмотрел на мисс Мерль, и она несколько раз сжала и разжала свой ротик клювиком. А потом отвернулась от него и поглядела на нас.

— Я хочу поскорее уехать отсюда, — говорит. — А где другая корзина? — Отыскала Гриффина и выдернула у него корзину. — Делайте, что вам угодно, — говорит. — Только не вздумайте являться в усадьбу, если будете истекать кровью, потому что я никого перевязывать не собираюсь. Джени с этим не справится, потому что она полностью невменяема. А Би — потому что мертвецки пьяна.

— Я провожу вас до машины, — говорит Мейпс.

— Это еще зачем? — отрезала мисс Мерль и завела за спину одну корзину.

— Погодите! — говорит Мейпс и миролюбиво поднял два пальца вверх. — Я просто хотел поблагодарить вас за бутерброды.

Мисс Мерль так и застыла с занесенной корзиной. Мейпс не посмел ни крякнуть, ни хмыкнуть. А из остальных и подавно никто не посмел. Мне казалось, стоит мисс Мерль взмахнуть корзиной, и все кинутся врассыпную.

Мисс Мерль покачала головой.

— Нет, я не стану никого бить. Я еду домой. Если я здесь останусь, я рехнусь.

Повернулась и пошла со двора. Мейпс нагнал ее, когда она перешагнула канаву. Они постояли у машины, поговорили. Потом она села в машину и проехала дальше в деревню, чтобы там развернуться. Когда она снова миновала нас, я вышел на дорогу к Мейпсу. Он стоял, прислонясь к машине, и глядел на двор. Я пристроился рядом с ним. Теперь, когда тень совсем накрыла землю, жара немного спала. Мейпс протянул мне леденец. Я помотал головой. Знал, что у него осталось их от силы один-два и они наверняка ему еще понадобятся.

— Что же теперь будет, Мейпс? — спрашиваю его.

— Не знаю, — говорит. — Жду, что мне сообщит Рассел.

— О чем сообщит?

— Сам не знаю, — говорит он.

— Вы, похоже, не торопитесь.

— Нет, — говорит Мейпс. Поглядел на Мату, на небо, откуда уже с час назад ушло солнце. — Так и так, — говорит, — на рыбалку я уже опоздал.

Салли

От Маршалловой деревни до протока Мишель километров пятнадцать, из них около восьми — по берегу реки Сент-Чарльз, а потом надо свернуть с шоссе на узкую гудронированную дорогу и по ней проехать оставшиеся восемь километров. Проток Мишель окажется тогда справа от дороги, и все дома слева выходят фасадами на проток Мишель. Река и проток петляют, вьются по-змеиному. Проедешь метров двести по дороге, и тут же тебе поворот.

Это кэдженская земля. Здесь живет несколько белых семей, не кэдженских; несколько черных семей; а в основном-то все кэджены, и фамилии у здешних жителей по большей части в таком роде: Жарро, Бонавентура, Мутон, Монтмар, Бутан, Бруссар, Гэрен, Эбер, Будро, Ландро, — кэдженские фамилии. Попадаются здесь временами люди по фамилии, скажем, Келли или Смит, но и они называют себя кэдженами — их предки женились когда-то на кэдженских женщинах, да так и пошло. И черные, живущие возле протока, разговаривают на кэдженском французском не хуже, чем по-английски.

Это родные края Жиля. Я приезжал с ним сюда несколько раз, и мне тут очень нравится. Мы ходили на охоту, на рыбалку или просто в гости. Жиль любит своих земляков, и они все его любят — и белые, и черные. Для него нет разницы, белый или черный, он со всеми здоровается за руку, и каждый черный так и сияет от гордости, когда Жиль пожимает ему руку. Но сегодня я что-то не видел ни одного черного мужчины, женщины или ребенка, после того как мы покинули Маршаллову деревню.

Жиль облокотился на окно и глядел на деревья, растущие на берегу протока. Деревья эти — все больше плакучие ивы; их длинные гибкие ветви склонились до самой земли и воды. Изредка попадется кипарис, платан или еще какое дерево, но так все больше ивы да кустарник. Иногда мелькнет между деревьями проток. Вода мелкая, коричневая, грязная, и ничего тут не живет в той воде. Ни животных тут, ни птиц, ни растений. Только плавают сухие листья и сучки, попадавшие с деревьев. Жиль смотрел на проток и упорно молчал. Он не сказал мне ни единого слова, с тех пор как мы покинули Маршаллову деревню.