И снова магия - [29]

– Но он ничего не знает об этом.

– Достаточно того, что я знаю!

Нахмурившись, Алина решила зайти с другой стороны:

– А как насчет мистера Шоу? Разве ты не хочешь познакомиться с ним?

– Марк рассказал мне об этом весьма сомнительном джентльмене, и лучше подальше держаться от него.

– Я думала, Шоу нравится Марку.

– Нравится, но не как кавалер для одной из его сестер.

– Я думаю, это очень бы позабавило мистера Шоу, – сказала Алина, и Ливия рассмеялась.

– Так как он пробудет здесь не меньше месяца, мы, возможно, еще сможем проверить это. Так что иди и наслаждайся. Ты такая красивая в этом платье... кажется, ты говорила, что голубой – любимый цвет Маккены?

– Не помню.

Да, это был именно голубой. Сегодня Алина не смогла удержаться от того, чтобы не надеть шелковое платье цвета русской лазури. Это было простое платье, ни оборок, ни лишних украшений, с длинным шлейфом и глубоким декольте. Нитка жемчуга дважды обвивала шею, и, завязанная петлей, спускалась почти до талии. Другая нитка была искусно вплетена в забранные наверх локоны.

– Ты просто богиня, – заключила Ливия и подняла бокал. – Удачи, дорогая! Воображаю, что будет, когда Маккена увидит тебя в этом платье!

Кроме деловых отношений с Маккеной, Гидеон Шоу поставил для себя задачу ввести его в высшее нью-йоркское общество, что потребовало немало усилий и долгих тренировок, но в итоге Маккена приобрел лоск и огранку, соответствующие тем кругам, в которых вращался Шоу. Тем не менее Маккена всегда понимал, что его «окультуривание» было очень поверхностным. Быть членом высшего общества значило намного больше, чем хорошие одежда и манеры. Для этого требовалось особое ощущение своего превосходства и уникальности, чего у него никогда не будет.

К счастью для Маккены, деньги в Америке значили все. И американский высший класс все еще, пусть неохотно, но принимал в свои ряды богатых выскочек. Человек с большими деньгами обычно обнаруживал, что перед ним открыто множество дверей. Исключение составляли женщины. Если девушка происходила из богатой, но неаристократической семьи – не важно, сколько у них было денег, – ее никогда не приняли бы в свете Нью-Йорка, и ей скорее всего пришлось бы искать себе мужа в Париже или Лондоне, а не на родине.

После претенциозной атмосферы Нью-Йорка и его помпезных балов Маккена был приятно удивлен свободным радушием, царившим в Гемпшире. Когда он сказал об этом Гидеону, тот тихо рассмеялся в ответ.

– В Англии везде так, – сказал Гидеон. – Пэрам нечего доказывать. Никто не может отнять у них их титулы, поэтому они вольны говорить и делать что хотят, тогда как в Нью-Йорке чей-то социальный статус довольно расплывчатая вещь. Единственным показателем вашего превосходства является внесение в тот или иной список: списки различных комиссий, гостей, членов партии, визитов, обществ, собраний и так далее до бесконечности...

– А есть такие списки, в которые вы не внесены? – поинтересовался Маккена.

– Господи, нет, конечно, – сказал Гидеон и, улыбнувшись, покачал головой. – Я Шоу, и этого достаточно. Каждый знает меня.

Они стояли в дальнем конце огромного зала, выложенного натертым до блеска паркетом. Воздух был наполнен густым ароматом роз, ирисов и лилий, срезанных в саду и со вкусом расставленных в хрустальных вазах. В полукруглых нишах в стене стояли мягкие скамеечки, обтянутые бархатом, где группками сидели престарелые дамы и молодые леди без кавалеров. С балкона наверху раздавалась музыка, маленький оркестр загораживали кадки с пышной растительностью. Хотя этот бал не мог сравниться по своей пышности с подобными мероприятиями на Пятой авеню, которые устраивал Маккена, он все равно был лучше любого нью-йоркского. Бросалась в глаза разница между качеством и явной показухой, подумал Маккена. И в этот момент увидел Алину.

Она была ослепительна. Сверкающий жемчуг в темных волосах, шелковое платье небесной голубизны, подчеркивающее каждый изгиб ее пленительной фигуры и полноту груди. Двойной браслет из бутонов белых роз обвивал запястье поверх тонкой лайковой перчатки. Протягивая руки для приветствия, она прошла к группе гостей, стоявших у входа в зал. Ее улыбка была полна тайны. Наблюдая со стороны, Маккена заметил, что в ней что-то изменилось... походка стала иной, не такой, как раньше. Вместо прежней порывистой грации, которая присуща юным девушкам, сейчас Алина двигалась плавно и неторопливо, словно лебедь по ровной глади пруда.

Ее появление не осталось незамеченным, и, разумеется, Маккена был не единственным мужчиной, который оценил пленительное очарование леди Алины. За внешней невозмутимостью, казалось, таилась подлинно чувственная натура. Маккена с трудом удерживал себя от желания подойти и увести ее в темное, уединенное место. Он хотел сорвать жемчуг с ее шеи, прижаться губами к полной груди и вдыхать дивный аромат ее тела, пока не опьянеет.

– Прелестная женщина, – комментировал Гидеон, следуя за взглядом своего друга. – Но когда вы вернетесь в Нью-Йорк, то и там сможете найти кого-то столь же привлекательного или даже помоложе.

Маккена смерил его осуждающим взглядом: