Когда он позвал меня к себе — позаниматься историей, — я не раздумывая согласилась. Взамен он предложил мне помощь с английским. Он мне нравился — мало того что он напоминал какого-то актера, так еще и твердил постоянно: «You are so smart!»[5]
Он поцеловал меня, как раз когда мы закончили с историей и собрались перейти к английскому. Я предугадала его намерение и даже вовремя глаза закрыла. Но к тому, что произошло дальше, я оказалась совершенно не готова.
Как только губы Генри коснулись моих, он замер — и внезапно отшатнулся. Я распахнула глаза. Его ноздри трепетали.
— Ты что, ела арахис? — прохрипел он.
— Эм-м, а что? — по пути сюда я действительно купила в автомате пакетик арахиса и умяла его за пять минут.
— У меня аллергия, — Генри начал наливаться красным. — Позови мою мать.
Я с криком помчалась вниз по лестнице.
Сорок минут спустя мы с матерью Генри сидели в приемном покое. Сам Генри был где-то там, внутри, над ним хлопотали врач и медсестра: продырявили ему вену и поставили капельницу. Я всхлипывала, и мама Генри, растрогавшись, взяла меня за руку.
— Да не умрет он, не бойся, — сказала она. — Он же не ел этого несчастного арахиса. Но меры предосторожности не помешают. Всегда лучше перестраховаться. Тем более он перенервничал. Ты ни в чем не виновата. Успокойся, пожалуйста!
— Не могу! — всхлипывала я. — Почему я всегда во всем виновата?
— Ты уже кого-то потеряла? — она посмотрела на меня внимательно.
Я покачала головой. И пожала плечами. Нет, я никого не потеряла. Кроме Петровны: ее я теряла уже не раз, но каждый раз обретала вновь. Однако весь минувший год у меня было чувство, что я бомба замедленного действия. И вот теперь это. Один парень подвергся нешуточной опасности, потому что я слишком поздно в него влюбилась. Другой очутился в приемном покое скорой помощи, потому что поцеловал меня.
— Что со мной не так? — провыла я и схватила бумажный платочек, который протянула мне мама Генри. Наверняка у меня вся физиономия в пятнах.
— Через час мы отвезем его домой, — сказала она. — В следующий раз ты уже будешь иметь это в виду. Арахис — только после поцелуев, ладно? Смотри, вон автомат с напитками. Хочешь колы?
Я уставилась на нее. О каком следующем разе она говорит? Она что, думает, что я еще когда-нибудь решусь поцеловаться с ее сыном? Может, мне придется пройти курс психотерапии, прежде чем я смогу хоть подумать о том, чтобы к кому-нибудь приблизиться.
В этот момент мой «айфон» завибрировал. Я достала его из кармана. На экране красовалось крошечное скукоженное личико. Под ним было написано: «Энна шлет привет старшей сестре». Я утерла слезы и увеличила фото.
— Энна — это имя для мальчика или для девочки? — спросила я у мамы Генри.
Она взглянула на экран через мое плечо и испустила восторженный вопль.
— У тебя родилась сестренка? Какая прелесть! Поздравляю!
— Большое спасибо. — Я переслала фото и сообщение Петровне, откинулась на спинку стула и закрыла глаза. У Леи в книжке речь шла о братике. Ну да ладно. Писатели ужасно небрежны в мелочах — им важна только суть.
