И придут наши дети - [2]

Шрифт
Интервал

Главный редактор прерывает свои размышления и перестает втирать в покрасневшую кожу лосьон, поскольку его заинтересовало новое сообщение: во Франции назначены президентские выборы. Уже сейчас надо подавать заявку на командировку во Францию, формальности, связанные с оформлением такой командировки, как правило, тянутся страшно долго. Да, он пошлет туда кого-нибудь, может быть, Валента, ведь он учился в Париже, а может, кого-нибудь из младших редакторов, пускай пооботрутся.

В редакции «Форума» есть несколько молодых журналистов, и, хотя Порубан их всячески поддерживает, забот у него с ними хватает — молодожены, они мыкаются с жильем, налаживают новую жизнь, переживают кризисные ситуации, творческие депрессии, а в результате не могут сосредоточиться, психуют, не справляются со своими обязанностями, а отсюда — одни неприятности. Порубан тут же вспоминает Матуша Прокопа, с которым у него связаны определенные планы. Этот настойчивый и добросовестный журналист, отличный репортер в последнее время тоже стал каким-то рассеянным. Главный редактор угадывает за всем этим женщину, но он лишь чувствует то, о чем знает вся редакция, а именно что Матуш Прокоп и сотрудница отдела культуры Катя Гдовинова… и так далее.

Порубан уже не обращает внимания на сообщения радио об официальных визитах, которые в одном государстве начались, а в другом заканчиваются. Он убирает прокурорское выражение со своего лица и начинает думать об освободившемся месте своего заместителя и о том, кого же на него посадить, сам-то он уже не справляется: рукописей, решений, планов и подписей слишком много для одного человека. Помимо всего прочего, вот уже несколько недель кряду он чувствует себя не лучшим образом, время от времени немеет левая рука, мучает одышка, темнеет в глазах, уши будто закладывает ватой, а в груди — странное жжение. Он был у врача, тот осмотрел его основательно, послал на электрокардиограмму и строго изрек: «Вам надо сменить место работы!»

Порубан снисходительно усмехнулся на это, но врач настойчиво продолжал: «Будьте осторожны! Вы наживете себе инфаркт! Не переутомляйтесь, не нервничайте, избегайте стрессовых ситуаций! Покой, щадящий режим, никакого курения и ни капли спиртного!»

Порубан и теперь снисходительно усмехается, однако к своему организму он стал относиться уже с некоторым недоверием и даже подозрением. Интересно, как это можно не нервничать, не переутомляться, не волноваться, когда все это неотъемлемая часть его журналистской профессии? Переделаться невозможно, ничего из этого не выйдет, иначе он давно работал бы не в газете, а в каком-нибудь тихом скромном учреждении. Он вспомнил, и в этом было какое-то горькое удовлетворение, что даже по данным «Юнеско» журналисты умирают преждевременно и что журналистика, после летчиков-испытателей и горняков, третья самая опасная профессия. Он знал, что врач прав и что ему надо отдохнуть — сразу же вспомнился домик в Загорье, деревня Студенка и прогулки по хвойным лесам.

Он вышел из ванной и через двойные, не слишком чистые окна загляделся на то, что здесь, в округе, называлось природой, — на полукружье унылых тускло-зеленых пригорков. При этом он вспомнил хвойные иголки на земле под густыми деревьями, мягкий ковер из опавших листьев и речку Рудаву, где ленивые рыбы тупо и равнодушно застыли в тенистых заводях. Вспомнил равнину и бегущие по ней волны пшеницы и кукурузы, ранний восход солнца и предрассветную тишину, мерцающую росой прогалину и вспугнутого зверька, мелькнувшего между стволами.

Каждую пятницу после обеда, накупив консервов и взяв самое необходимое, он садился в свою старенькую «шкоду» и уезжал на дачу. Возвращался только к вечеру в воскресенье, отдохнувший, помолодевший, освободившийся от забот и тревог, которые накапливались за неделю. Эти два дня он пропадал в лесу, гулял, собирал грибы и сушняк, чтобы вечером развести в камине огонь и смотреть на язычки яркого пламени, всем своим существом отдаваясь волшебству преображения материи. У него было такое чувство, что в старом родительском доме он словно возвращается к тем древним временам, когда в глубинах пещер вот так же, сидя у огня, человек размышлял о таинствах природы. Правда, он никогда не забывал включить последние известия, чтобы не пропустить информацию о беспорядках, переворотах, наступлениях, уходах и приходах, он не переставал быть журналистом, даже глядя на завораживающий вечный отблеск огня.

Порубан смотрит на низкие голые холмы, за которыми чуть дальше, на городской окраине, уткнулись в небо две заводские трубы. Этот пейзаж мозолит ему глаза каждое утро, и он каждое утро с раздражением отмечает про себя это бесцеремонное вторжение в природу. И он вспоминает, что сегодня на редколлегии ему надо окончательно решить, публиковать ли репортаж Матуша Прокопа о загрязнении окружающей среды нефтехимическим комбинатом в Буковой. Задумчиво глядя на заводские трубы, он по привычке почесывает подбородок, что делает всегда, когда сосредоточен. Этот материал Прокопа слишком смел, и, как только будет опубликован, в редакции сразу же начнут надрываться телефоны, и газета снова станет плохой. Однако пора что-то делать, материал и так залежался. Проблемами окружающей среды занимаются и партийные органы, и министерства, и предприятия, и генеральные директора, набухают папки с бумагами, да только вода в реках становится все грязней и грязней. Ладно, будем публиковать, только нужно все-таки слегка смягчить Прокопа, убрать пару пассажей. А главное — все успеть еще сегодня, чтобы вечером можно было запустить машину.


Еще от автора Любош Юрик
Камень с кулак

Опубликовано в журнале «Иностранная литература» № 8, 1976Из рубрики "Авторы этого номера"...Рассказ «Камень с кулак» был напечатан в сборнике «В ту пору» («V tomto case», Zbornik mladej poezie a prozy, Smena, 1973).


Рекомендуем почитать
Молитвы об украденных

В сегодняшней Мексике женщин похищают на улице или уводят из дома под дулом пистолета. Они пропадают, возвращаясь с работы, учебы или вечеринки, по пути в магазин или в аптеку. Домой никто из них уже никогда не вернется. Все они молоды, привлекательны и бедны. «Молитвы об украденных» – это история горной мексиканской деревни, где девушки и женщины переодеваются в мальчиков и мужчин и прячутся в подземных убежищах, чтобы не стать добычей наркокартелей.


Рыбка по имени Ваня

«…Мужчина — испокон века кормилец, добытчик. На нём многопудовая тяжесть: семья, детишки пищат, есть просят. Жена пилит: „Где деньги, Дим? Шубу хочу!“. Мужчину безденежье приземляет, выхолащивает, озлобляет на весь белый свет. Опошляет, унижает, мельчит, обрезает крылья, лишает полёта. Напротив, женщину бедность и даже нищета окутывают флёром трогательности, загадки. Придают сексуальность, пикантность и шарм. Вообрази: старомодные ветхие одежды, окутывающая плечи какая-нибудь штопаная винтажная шаль. Круги под глазами, впалые щёки.


Три версии нас

Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.


Сука

«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!


Сорок тысяч

Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.


Мексиканская любовь в одном тихом дурдоме

Книга Павла Парфина «Мексиканская любовь в одном тихом дурдоме» — провинциальный постмодернизм со вкусом паприки и черного перца. Середина 2000-х. Витек Андрейченко, сороколетний мужчина, и шестнадцатилетняя Лиля — его новоявленная Лолита попадают в самые невероятные ситуации, путешествуя по родному городу. Девушка ласково называет Андрейченко Гюго. «Лиля свободно переводила с английского Набокова и говорила: „Ностальгия по работящему мужчине у меня от мамы“. Она хотела выглядеть самостоятельной и искала встречи с Андрейченко в местах людных и не очень, но, главное — имеющих хоть какое-то отношение к искусству». Повсюду Гюго и Лилю преследует молодой человек по прозвищу Колумб: он хочет отбить девушку у Андрейченко.