И повсюду тлеют пожары - [59]

— Непонятно, зачем снимать такое, — сказал служащий «Фотомата», отдавая Мие конверт с отпечатками. В той серии было три картинки, снимавшихся день за днем, — птичий трупик на тротуаре; может, у нее не все дома, уже не впервые мелькнуло у служащего в голове.

Для Мии, однако, фотографии стояли на дальних подступах к тому, что ей хотелось выразить, и вскоре она уже не только видоизменяла отпечатки — чем угодно, от шариковой ручки до крупиц стирального порошка, — но экспериментировала с самим фотоаппаратом, подчиняя его ограниченные таланты своим желаниям. «Старфлекс», как все «Брауни», менять фокус не умел. Затвор взводился автоматически, чтобы избежать двойной экспозиции, — в инструкции это рекламировалось как удобство для любителя. Делаешь только то, что сделать можно: смотришь в видоискатель, спускаешь затвор. Вместо того чтобы носить камеру на груди, по инструкции, Мия вертела ее так и эдак, перевязывала самодельный ремешок выше и ниже. Закутывала объектив в шелковые платки и вощеную бумагу, снимала в тумане, под ливнем, в задымленном кегельбане.

— Пустая трата денег, — фыркала мать, когда Мия притаскивала домой очередной конверт размытых зернистых снимков.

Но с каждой пленкой Мия все лучше понимала, как получается фотография, на что она способна и неспособна, до каких пределов ее можно растянуть и выкрутить. Сама того не ведая, Мия готовилась быть фотографом, которым однажды станет. В пленке всего двенадцать кадров — Мия научилась тщательно продумывать композиции. А поскольку управлению камера не поддается — ни диафрагму не выставить, ни фокусное расстояние, — она творчески манипулировала и фотоаппаратом, и натурой.

Тут, по счастью, вмешался сосед мистер Уилкинсон. Жил он выше по холму и уже некоторое время наблюдал, как Мия со своим «Брауни» околачивается в окрестностях, щелкая то и это. Про мистера Уилкинсона Мия и Уоррен знали одно: он работал игрушечным товароведом и вечно разъезжал по выставкам игрушек, изучал товар, слал отчеты в центральную контору — рекомендовал, какие игрушки закупать. Раз в несколько месяцев миссис Уилкинсон созывала соседских детей и раздавала образцы, которые собрал мистер Уилкинсон. Замечательные были игрушки: набор формочек — наполняешь их гипсом, и получаются рождественские украшения; мяч в форме Сатурна, на котором можно скакать, как на пружинных ходулях; голова гигантской куклы с золотыми волосами, чтоб делать ей прически; коробка парфюмов, чтоб их смешивать, и флакончики с мизинец, чтоб хранить в них свои коктейли.

— Отдайте мне мой подвал, — смеялась миссис Уилкинсон и следила, чтобы каждому досталось по игрушке — ну хотя бы йо-йо.

Сын Уилкинсонов уже вырос, жил где-то в Мэриленде, и игрушки ему были уже без надобности.

Очень долго Мия так и представляла себе мистера Уилкинсона — загадочный гибрид Марко Поло с Санта-Клаусом, набивает дом сокровищами. Но как-то днем — Мие недавно исполнилось тринадцать — мистер Уилкинсон строго окликнул ее с крыльца.

— Я уже год смотрю, как ты тут слоняешься, — сказал он. — Ну-ка, показывай, что наснимала.

Мия в ужасе собрала пачку фотографий и на следующее утро принесла к Уилкинсонам. Прежде она не показывала снимки никому, кроме Уоррена, а Уоррен-то, конечно, охал и ахал. Но мистер Уилкинсон — взрослый человек, едва знакомый. Ему незачем быть великодушным.

Мия позвонила в дверь, и миссис Уилкинсон провела ее в кабинет, где мистер Уилкинсон сидел за большим столом и печатал на кремовой пишущей машинке. Едва Мия вошла, он развернулся в кресле и закинул полку с пишмашинкой вниз и под стол, где она аккуратно свернулась в ящичек, будто стол ее проглотил.

— Ну-с, — сказал мистер Уилкинсон. Он расправил висевшие на шее очки-полумесяцы, нацепил на нос, и коленки у Мии затряслись. — Посмотрим.

Мистер Уилкинсон, как выяснилось, и сам был фотограф — только он предпочитал пейзажи.

— Людей снимать не люблю, — сказал он Мие. — Дерево — пожалуйста, человека — спасибо, не надо.

Уезжая в командировки, он брал фотоаппарат и всегда планировал полдня на экскурсии. Достал пачку снимков из папки: секвойный лес на рассвете, река петляет по росистому полю, озеро отражает солнце блистающим треугольником, что указывает на далекие леса. И все фотографии на стенах в коридоре, сообразила Мия, тоже его.

— У тебя хороший глаз, — в конце концов сказал мистер Уилкинсон. — Хороший глаз и развитые инстинкты. Вот, посмотри сюда. — Он пальцем постучал по верхней фотографии в пачке — Уоррен сидит на низкой ветви клена, спиной к камере, силуэтом на фоне неба. — Отличный снимок. Ты почему так кадрировала?

— Не знаю, — ответила Мия. — Мне показалось, так будет хорошо.

Мистер Уилкинсон сощурился на следующий снимок.

— Вот этого и держись. Доверяй своим глазам. Они прекрасно видят. — Он взял другую фотографию. — Но вот смотри. Ты же белку хотела, да?

Мия кивнула. Белка бежала по гребню забора, и Мию заворожила волнистая дуга тела и хвоста, которую рисовало на бегу беличье тельце. Будто мячик прыгает, думала Мия, спуская затвор. А фотография размазалась — фокус на заборе, не на белке, сама белка — размытое пятно. Интересно, как мистер Уилкинсон догадался.