И повсюду тлеют пожары - [60]

— Я так и думал. Тебе нужен фотоаппарат получше. Этот хорош для начала или для именин и Рождества. Не для тебя. — Он залез в кладовку, порылся в глубине, старые пальто и мешковатые платья заглушали его голос. — Тебе… тебе надо снимать по правде. — Вернувшись, он протянул ей компактную коробочку: — Тебе нужна настоящая камера, а не игрушка.

«Никон-Ф», маленький, серебристо-черный, тяжелый и плотный. Мия пальцами провела по шершавому футляру.

— Я же не могу это взять.

— А я не отдаю — я одалживаю. Тебе надо или нет? — Не дожидаясь ответа, мистер Уилкинсон открыл ящик стола. — Я им больше не пользуюсь. Пусть хоть кому-нибудь пригодится. — Он достал черную кассету с пленкой и кинул Мие. — Кроме того, — прибавил он, — мне ужасно интересно, что ты из него выжмешь.

Уходя в тот день домой, Мия уже умела наматывать пленку на приемную катушку, фокусировать камеру, настраивать объектив. В голове вихрились новые манящие слова: число диафрагмы, апертура. Снова и снова Мия подносила камеру к глазу и заглядывала в видоискатель. Под тоненьким перекрестьем в центре весь мир менялся.

Мистер Уилкинсон научил ее доставать пленку из кассеты и проявлять, и Мия полюбила едкость проявителя; научил следить за эмульсией — понимать, когда готово. Как пилот, который уводит самолет в штопор, чтобы поупражняться из штопора выходить, Мия нарочно фотографировала в расфокусе, с неправильной выдержкой или неподходящим значением светочувствительности — хотела посмотреть, что будет. Научилась управлять светом и камерой, добиваясь желаемого эффекта, — так музыкант осваивает тонкости инструмента.

— Но как мне?.. — спрашивала она, рассматривая отпечаток на бумаге и сравнивая его с образом у себя в голове.

Поначалу мистер Уилкинсон знал ответы. «Осветлим». «Нужна яркая, но рассеянная вспышка». «Давай попробуем отсоединить объектив». Но вскоре вопросы стали специальнее и ему приходилось снимать с полки «Техники фотографирования».

— Юная леди желает погружаться глубже, — как-то днем рассуждал он. Мие тогда исполнилось пятнадцать. — Вот что: юной леди нужна бокс-камера.

Мия о такой даже не слыхала. Но вскоре все ее сбережения — она работала за прилавком в «Аптеке Диксона», официанткой в «Паркуйся и ешь» — откладывались на фотоаппарат, и Мия часами разглядывала фототехнику в каталогах и журналах мистера Уилкинсона.

— Ты больше читаешь, чем снимаешь, — дразнился он, но в конце концов Мия остановилась на «График Вью II», и даже мистер Уилкинсон не нашелся что возразить. — Мощная камера, — сказал он. — Своих денег стоит. Заботься о ней — она с тобой останется на всю жизнь.

И когда доставили «График Вью II», купленную с рук по объявлению, обласканную прежними хозяевами, в собственном кофре, точно дорогая скрипка, Мия поняла, что так оно и будет.

На родителей камера не произвела впечатления.

— Сколько-сколько ты потратила? — спросила мать, а отец покачал головой.

Им казалось, эта штуковина — какой-то привет из Викторианской эпохи: воздвигалась на тонконогом штативе, с плиссированной утробой, похожей на мехи, с темной тряпочкой, под которую ныряла Мия. Она пыталась объяснить, как работает камера, но едва упомянула сдвиги и наклоны, их внимание рассеялось. Сдался даже любимый Уоррен — «Мне не надо знать, как это работает, Ми, — сказал он ей в конце концов, — я хочу только видеть фотографии», — и Мия поняла, что перешагнула границу и дальше придется идти в одиночку.

Она снимала детские лазалки в местном парке, уличные фонари в ночи, городских рабочих, что рубили дуб, расколотый молнией. Она таскала бокс-камеру в центр и фотографировала ржавый мост, растянувшийся над слиянием трех рек. Варьируя настройки, она сняла футбольный матч Уоррена, и игроки получились миниатюрами, как на детской железной дороге.

— Это я? — спросил Уоррен, вглядываясь в фигурку, что далеко в зачетной зоне ждала паса.

— Это ты, Ворон, — ответила Мия.

И вообразила себя кудесницей, что, взмахнув рукой над полем, превратила мальчиков в пластмассовых пупсов размером с горошину.

Назавтра Мия понесла этот снимок мистеру Уилкинсону и в дверях столкнулась с незнакомой женщиной. Невесткой мистера Уилкинсона, как выяснилось.

— Делла умерла во сне, — сказала та, глазами ощупывая Мию, и камеру у нее на шее, и фотографию в руке. — А ты что хотела?

После похорон невестка и ее муж уговорили мистера Уилкинсона переехать в дом престарелых в Силвер-Спринг, поближе к ним. Все случилось очень быстро — Мия не успела даже попрощаться, не говоря уж о том, чтобы показать ему фотографию, и вновь осталась со своей камерой один на один.

* * *

Осенью 1979 года, в выпускном классе, Мия подала документы в Нью-Йоркскую школу изящных искусств — послала серию фотографий заброшенных домов. Отпечатки она промокнула влажной тканью и, пока эмульсия не высохла, кончиком иглы процарапала силуэты — остались тоненькие пробелы. Как резьба по кости наоборот: призрачный рабочий сгорбился на ступенях заколоченной фабрики; абрис седана на пустом гидравлическом подъемнике «Автосервиса Джеймисона»; двое фантомных детей, взявшись за руки, карабкаются на гору шлака. При виде этих детей Уоррен сощурился и склонился ближе. Казалось бы, просто дети, — но нет, не просто: вот маленький вихор у Уоррена на макушке, вот узлы на шелковых платках у Мии на шее, и под весом камеры Мия слегка скособочилась. Фотографий, на которых они лазили здесь, не сохранилось, но обоим казалось, будто все детство они играли на горах шлака, присоседившихся к парку, и сейчас, глядя на снимок, Уоррен видел, что сестра словно запечатлела призраков их прошлых «я», что вот-вот растворятся в эфире.