И нет счастливее судьбы: Повесть о Я. М. Свердлове - [18]

Да, не напрасно эти башни называли «каменными мешками». Два шага в диаметре, не более. Темно: до густо зарешечённого окошка не достать — высоко...

И всё же Свердлов изучал здесь немецкий язык. Потерянного времени у революционера быть не должно, потому что он всегда стремится в день завтрашний, день грядущий, а этому помешать не в силах никто — ни прокурор, ни тюремщик, ни карцер, ни башня...

Был ещё один девиз в тюремной жизни Якова — не смиряться. Протест на имя прокурора... Голодовка — это мучительное, но верное оружие политического заключённого. Пишут протесты и прошения Дмитрий Павлов, Николай Гурвич, Пётр Замятин. Главное — не спасовать, не дрогнуть на допросах, не убояться ни голода, ни этой проклятой башни.

Свердлов вышел из тюрьмы — доказать его «противуправительственную деятельность» так и не удалось — и сразу в работу.

Именно в эти дни, далеко от Нижнего Новгорода, от русских городов и весей, произошло чрезвычайной важности событие, определившее пути Российской социал-демократии: Второй съезд РСДРП.

Яков ознакомился с докладами Ленина (оказывается, К. Тулин, В. Ульянов, Н. Ленин — одно и то же лицо!), с дискуссией по поводу Устава и Программы, вчитывался в каждое слово Программы РСДРП, принятой на съезде. Он сравнивал её с Манифестом Первого съезда и убеждался, насколько полнее отражает она существо марксизма. За эту Программу вела борьбу ленинская «Искра», за её революционность, за идею диктатуры пролетариата, союза рабочего класса и крестьянства в революции, права наций на самоопределение. Теперь борьба выиграна!

Дошли до Нижнего вести и о том, какую борьбу вёл Ленин против оппортунистов. Большинство пошло за Лениным. Ленинцы — большевики.

Яков Свердлов ловил эти вести жадно, понимая, как важно ему, члену партии, найти своё место в революционном ряду.

В Дарьинском лесу и Марьиной роще, на Маховых горах и Артемьевских лугах выступал перед рабочими Нижнего и Сормова оратор и пропагандист большевик Свердлов.

— Грядущее обновление, — говорил он на сходке сормовичей, — неужели не способно уже сейчас поднять лучшие элементы нашего времени до бодрости и веры? Идёт же он, настоящий день. Идёт шумный, бурливый, сметающий на пути расслабленное, хилое и старое...

Член Нижегородского комитета РСДРП Николай Александрович Семашко давно присматривался к Якову Свердлову. Сколько раз комитетчики говорили об удивительных организаторских способностях парня, об особой его страсти к печатанию листовок, прокламаций. В этом деле во всём Нижнем Новгороде не было человека более умелого и надёжного.

А в последнее время у Якова Свердлова выработалось новое качество, совершенно необходимое для революционера-подпольщика: он становился настоящим конспиратором. Хитрые, поднаторевшие на сыске филёры безуспешно гонялись за ним. Хотя ещё в августе 1904 года Свердлову было объявлено, что он освобождается от гласного надзора полиции на основании весьма милостивого, как о том ему было сказано в жандармском управлении, «высочайшего повеления», слежка за ним не прекращалась. Опытные нижегородские конспираторы Митя Павлов, сёстры Невзоровы, Пискунов и раньше доверяли ему — не по годам серьёзному и начитанному. Теперь же корреспонденция, которая приходила в Нижний Новгород от Ленина, нередко распространялась среди рабочих именно через Свердлова, и он стал не только её распространителем, но и пропагандистом. Всё, что связано с Лениным, его трудами, для Свердлова — дело жизненно важное. Он чувствовал себя ленинцем, называл себя идущим за Лениным и знал, что с этого пути он не свернёт никогда.

С начала 1904 года связи с большевиками, находившимися за границей, стали ещё более тесными. А созданное Северное бюро ЦК явилось как бы промежуточным центром между Лениным и комитетами северных губерний России: Москва, Петербург, Тверь, Рига, Нижний Новгород, Кострома, Ярославль...

Членов Северного бюро Семашко знал хорошо — Бауман, Красиков, Стасова, Ленгник. Для Якова же они были известны лишь по партийным псевдонимам — Грач, Август Иванович, Абсолют, Курц. И надо же было случиться, что именно в Нижнем Новгороде арестовали Абсолют, то есть Стасову.

Яков узнал об этом от одного из своих «контрразведчиков» — Петра Зимницкого. Он рассказал о том, как невольно стал свидетелем ареста женщины, приехавшей из Петербурга.

— Нет, мне не поручалось следить за ней. О ней, наверно, уже всё знали заранее. Она только вышла из вагона, и тут же подошёл жандарм. Меня он знает и потому не стеснялся, — рассказывал Зимницкий. — Ты, Яков, этого жандарма видел, он всё по буфетам шастает, не перепадёт ли стопка водки. А тут направился прямо к этой женщине: извольте, мол, следовать... Вы арестованы. Он даже фамилию её назвал: Беклемишева, что ли. Мне интересоваться нельзя было — подозрительно. А тебе решил рассказать. Подкатись к жандарму сам. Он, между прочим, любит пари держать по всякому поводу.

Когда Яков рассказал об этом Семашко, Николай Александрович воскликнул:

— Ты говоришь — Беклемишева? Надо немедленно выяснить, где она, что с ней. Яков, комитет поручает это тебе.

На вокзал Свердлов отправился вместе с Ростовцевым. Ну конечно же, станционного жандарма они разыскали в буфете. Григорий, как и условились, заспорил с Яковом: