И нет им воздаяния - [8]

Проще всего было забросить сеть во всемирную сеть. Среди Волчеков оказалось несколько знаменитостей. Однако Галина Волчек, главный режиссер театра «Cовременник», никак не могла быть дочерью отцовского следователя, поскольку ее папа Борис Израилевич Волчек шагнул в Историю не в Киеве, но в Витебске, размешивая краски для Шагала, а в 27-м прибыл во ВГИК по профсоюзной разнарядке. Их с Роммом ромовая пара «Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году»…

А Дмитрий Волчек? «Авантюрный и донельзя поэтический текст ветерана литературного андерграунда»… «Подрочить на распоротые кишки, что может быть чудесней»… Нет, яблокам с яблони скромного гэпэушника так высоко не закатиться.

Батько, где ты, не подкинешь ли чего?.. И программа Outlook Express немедленно выбросила мне неведомое имя: Pliatt. Dr. Леон Плятт из города Tel-Aviv в изысканных выражениях просил меня ответить, не был ли мой отец в 1934 году аспирантом Института еврейской пролетарской культуры при ВУАН (Киев). Ибо dr. Плятт занимается историей этого науч. — исслед. учреждения, выродившегося в кабинет, прежде чем совсем исчезнуть, а в книге «Нафтулей драхим» Э. Розенталя Шнейдермана аспирант Каценеленбоген фигурирует безо всяких инициалов. Кроме того, не могу ли я оказать помощь в расшифровке лиц на групповом фото, взятом из американской книги К. Мармора (см. приложение). Д-ру Плятту пока что удалось идентифицировать следующих сотрудников ЕПК: Абрам Веледницкий, Александр Померанц, Б. Шац, Эли Каган, Натан Забара, Гиршке Диамант, Абрам Гонтарь, Бер Слуцкий, Д. Курлянд, Д. Нусинсон, Бодик, Дора Хайкина, Бабицкий, З. Скудицкий, Мотл Гарцман, Шлойме Брянский, Р. Лернер, Шлойме Билов, Д. Бендас, Ш. Дубилет, М. Мижирицкий, З. Гитерман, М. Кругляк, Хаим Лойцкер, Беленький, И. Квитный, Гусаков, И. Мительман, Дора Штиф, М. Кадишевич, Михл Левитан, Ошер Маргулис, Р. Ционовская, Калман Мармор, Элиягу Спивак, Макс Эрик, И. Либерберг, Г. Горохов, Яша Резник, Эстер Шнейдерман, Шимон Добин, Шапиро, Хабенский, Рива Балясная, Гусаков, Гольдфарб.

Я не слыхал звуков сладостнее: каждое имя отзывалось эхом — убит, замучен, сожжен, расстрелян, умер от голода, тифа, одиночества, утонул, растаял, бесследно исчез, доживал в щели, но вот неведомый Леон Плятт готов убить целые годы, чтобы только распознать, который из них Шлойме Брянский, а который Шлойме Билов. Казалось бы, что ему Гекуба, Дора, Яша и Рива? Но воскресить отцов, подарить им загробную жизнь в человеческой памяти — что может быть прекраснее?..

Я нисколько не удивился, что электронный прибой по первой же просьбе выбросил на мой бережок останки отцовских сподвижников. Сподвижников очень недолгих — отцу было тесно в еврейском кабинете, он был устремлен во Всемирную Советскую Социалистическую Республику, он даже и носил вместо плаща где-то раздобытую клеенчатую куртку метростроевца. И лиц в этом сером туальденоровом мире было не разглядеть никакими силами. Пятиярусный хор в сером под серым туальденоровым солнцем на фоне туальденоровых деревьев и туальденоровых кирпичей туальденорового здания на улице туальденорового Карла Либкнехта. Чувствовалось, что публика здесь выстроилась и расселась поизысканнее, чем сержанты-радистки, — присутствовали туальденоровые галстуки, туальденоровые бородки, одна неразличимая дама даже перебросила через плечо туальденоровую лису, — но отличить Мармора от Либерберга я бы не решился. Так что я не сразу отправил этот хор отверженных обратно в жерло вечности только потому, что это было бы уже НАВСЕГДА. И еще меня чуточку сверлило какое-то светлое пятнышко в верхнем левом уголке этого беспросветно серого мира. Пока до меня не дошло, что светится выражение лица. Лица под кепкой-аэродромом не разглядеть (чуточку бликуют очки), а выражение прямо-таки родное.

Родное — разумеется, это было отцовское выражение, целые годы светившее в нашем детстве и без следа стертое в зрелости скорбными чертами благородного интеллигента, вечно оплакивающего страдания народа, о которых народ давным-давно позабыл или обратил в предмет гордости. И самого отца, покуда он страдал вместе с народом, весь степногорский Эдем ликующе («Здрасте, Яков Абрамович!!!») узнавал за версту по самой оптимистической походке и самому бодрому выражению лица. Вот это выражение и светило мне из-под серого грузинского кепаря. Отцу и в этот торжественный миг вылета птички не терпелось если уж не рвануть прямиком на Варшаву, то поскорее зарыться в газеты, выискивая там тайные знаки седлать коней.

Газеты! Газета, в которую была завернута исчезнувшая отцовская рукопись, по-прежнему лежала на моем столе — я не смел ее выбросить. И теперь в тридцатый раз с обострившимся зрением разведчицы продолжал что-то выискивать меж тысячу раз читанных объявлений, пока наконец внезапным озарением не постиг, что же я искал: это была фирма «РОДОСЛОВНОЕ ДРЕВО». Обращайтесь к нам, и мы в кратчайшие сроки вычертим Ваше родословное древо до любого колена, начиная от древних летописей и заканчивая разысканием родственников на всех материках, о существовании которых Вы даже не подозреваете!