И каждый вечер в час назначенный... - [27]

А вот в спектакле «Ліса і вінаград» режиссеру Борису Эрину не пришлось ему делать особых замечаний. Шатило стопроцентно попадал в образ своего героя Агностаса, утверждавшего истину в последней инстанции: «Прав только я!» В этой роли он плавал как рыба в воде. Мощный, красивый, сильный, с хорошей фигурой, он играл Агностаса очень достоверно и насыщенно.

В последние годы Шатило перешел в Русский театр. Но, мне кажется, что в Русском театре он испытывал определенный дискомфорт. Иван Брониславович был типичный белорус. Есть расхожая фраза: «Язык - душа народа». Шатило великолепно чувствовал все тонкости и нюансы белорусской речи. У него был изумительный белорусский говор и очень красивые интонации. Но он не владел в совершенстве русской речью. Видимо, Иван Брониславович понял свою языковую силу и слабость и хотел вернуться в Купаловский театр, куда его очень настойчиво звал режис­сер Тихон Кондрашов. Но не успел: не выдержало больное сердце актера. Думаю, если бы он оставался в нашем театре, жил бы еще долго. Стрессы сильно укорачивают нам жизнь...

***

Владимир Иосифович ДЕДЮШКО более десяти лет проработал в театре Владислава Голубка. Когда Голубка стали преследовать, многие актеры его театра перешли к нам. В их числе был и Владимир Иосифович, пришедший а Купаловский театр вмеете со своей супругой Татьяной Михайловной Шашалевич, доброжелательной, уравновешен­ной и очень красивой актрисой.

У Дедюшко, как и у многих наших актеров, тоже «не было за спиной университетов», но тем не менее ему была присуща какая-то непостижимая глубокая народность и мудрость. Не перестаю удивляться, как актеры без профессионального образования прочно держали планку театрального искусства. Это был своего рода очень важный и интересный феномен национального театра. В начале века Купаловский театр, образно говоря, «вербовался из фольклорных слоев», то есть из людей, которые близки были к народному слову, народному мировоззрению, народному духу. Первый пласт Купаловского театра, великое поколение актеров: Глебов, Ржецкая, Платонов, Владомирский, Дедюшко, Макарова... - все они крепко стояли, как говорят, на почве народного искусства, тесно увязывая его с жизнью.

Мне вспоминается случай, когда кто-то из купаловцев рано утром прохосил мимо памятника Победы (где горит Вечный огонь) и с удивлением узнал в женщине, половшей тюльпаны, Галину Макарову. Шесть утра. Вокруг никого. Галина Климентьевна, застеснявшись и словно оправдыва­ясь, вытирала руки о передник: «Ну, не магу, калі тут, у сярэдзіне горада зарастае. Не магу...» Можно ли представить себе французскую актрису на ее месте? Думаю, эти актеры несли в себе своеобразный духовный колорит, кото­рый давал интересную и неповторимую окраску белорусско­му театру. Этого нет в Европе. Я достаточно много бывала за границей и видела различные зарубежные театры, но подобных красок и особенностей там нет. Хотя не отрицаю, что встречала уникальные вещи, которые меня и поражали, и удивляли.

Что такое настоящий актер и настоящая режиссура? Някрошюс говорил: «Что такое моя режиссура? Это, с одной стороны,— метафизика (т. е. философия), а с дру­гой,— картофельное поле...» Метафизика и картофельное поле. Мудрость сердца и глубинные народные корни... Имен­но этим обладали талантливые актеры Купаловского теат­ра, среди которых достойное место занимал Дедюшко. Он преступно мало был занят в репертуаре, но герои Владими­ра Иосифовича (в основном простые сельские жители) сразу запоминались, потому что каждого из них актер наделял чем-то особенным: то походкой, то прищуром мудрых глаз, в которых часто играла мягкая хитринка. Он был исключительно наблюдательным актером и в особенно­сти до различного рода бытовых деталей, которые могли как-то дополнить образ и более объемно передать характер простого человека.

В спектакле «Паўлінка» Дедюшко блестяще играл Криницкого. Криницкий не входил в дом, а как бы «втанцовывался». Примечательно, что в эпизоде «суда», который чинил Криницкий над фотографией «забастоўшчыка», актерская интуиция в полной мере выявляла его настоящее отношение к окружающему: «Стражнікаў паклікаць!!! Спраўніку данясці! I па палавіне гэтага забастоўшчыка — шась!..» Артист репрессированного театра играл правдой сердца, играл, ощущая в полной мере и время и обстановку в которой все находились, но при этом он нигде не отходил от купаловского текста.

Именно в жизненной правде, непосредственности, артистизме и буквально обвораживающем обаянии состояла, но мой взгляд, сила таланта Дедюшко. Даже когда актер был болен (в последние годы у него часто болели ноги, и ом всегда ходил с толстой суковатой тростью). Но и в минуты недомогания крылатые слова его героя «каханенькія-родненькія» всегда звучали со сцены весело и заразительно. Мне вспоминается случай на гастролях в Гродно. Сошли с поезда и долго простояли на перроне. Нас никто не встретил, артистам пришлось взять чемоданы и своим ходом добираться до места «дислокации». Через некоторое время в театре состоялось собрание, на котором выступил Владимир Иосифович. Он буквально обрушился на админи­страцию. Его голос гремел на весь зал: «Артист с чемода­ном!!! Полнейшее безобразие! Человек с чемоданом — это одно, а Артист с чемоданом — это же просто недопустимо! Это непозволительно!» В его понимании «артист» и «чемо­дан» были абсолютно несовместимы. Слово «Артист» у него всегда звучало с большой буквы. И его крылатое выражение: «Артист с чемоданом!» долгое время употребля­лось нами в различных иносказаниях.