И каждый вечер в час назначенный... - [25]

Думаю, что несмотря на относительно короткий твор­ческий путь, Саша оставил яркий след в истории белорус­ского театра.

С Галиной Владомирской, мамой Саши, мы дружим уже много лет. Она поставила в нашем театре несколько удачных спектаклей. Это умная, понимающая и хорошо чувствующая режиссуру женщина. Когда принималось ре­шение о постановке одной из лучших пьес Алеши Дударева «Вечар», режиссер Б. Эрин в Купаловском театре уже не работал. Его пригласили на постановку, и Борис Владими­рович сказал: «Я даю согласие лишь в том случае, если со мной будет работать Галина Ивановна Владомирская».

Эрин всегда относился к Владомирской с огромным уважением, поэтому неслучайно во многих его спектаклях она была ассистентом режиссера: «...Галина Ивановна Вла­домирская — моя правая рука. Только режиссеры знают, что такое настоящий ассистент, настоящий помощник и сорежиссер. Тем более, если этот человек отличается еще и хорошим вкусом, интеллигентностью, расположенностью к тому, чтобы помогать постановщику. Лишь иногда она разрешала себе что-то советовать, и только в том случае, когда была убеждена, что ее совет может быть желатель­ным. Галину Ивановну характеризует тактичность в сотвор­честве. Она была удивительно полезна в работе, и это понимали все актеры. Ее незаменимая помощь дорогого стоит...»

Пожалуй, к емкому и точному высказыванию Бориса Эрина добавить нечего. Ее помощь была незаменима как для Эрина, так и для других режиссеров, с которыми работала Галина Владимировна.

Владомирский-старший, бесспорно, очень значительная фигура Купаловского театра. Народный артист Советского Союза. Он всегда держался достойно и величаво. Даже когда занавес опускался, Владимир Иосифович уходил со сцены не спеша, с чувством собственного достоинства. У него было все: и талант, и имя, и положение, и солидность. В то же время Владомирский был чрезвычайно требовательным к себе, боготворил свою профессию, и приходя театр, первым делом всегда целовал свой сценический костюм. Он преклонялся перед профессией актера, и мне искренне жаль, что сегодня у многих молодых артистов это чувство уходит, как говорят, «за горизонт».

В 1953 году ставился спектакль «Даходнае месца» (по пьесе А. Островского, реж. Л. Мозолевская). Я играла в нем Юленьку, дочь Кукушкиной, а одну из центральных мужских ролей — чиновника Юсова — играл Владимир Иосифович Владомирский. Актер постоянно искал какие-то нюансы, характерные детали своего героя и доводил их до филигранной отточенности. В связи с этим словом — «деталь» — мне вспомнился такой случай. Владимир Иосифович пригласил нас к себе на дачу, в Крыжовку. Эту дачу мы все с теплотой называли «Полесская легенда», потому что она была куплена за гонорар от фильма «Полесская легенда». Вокруг этой дачи природа «выстроила» поистине редкостный ландшафт. Помню, доехали мы поездом. Сошли. Эрин ведет всех через лесок. Птички поют, воздух необыкновенный, лирическое настроение, мягкая истома... И вдруг, откуда ни возьмись, из-за кустов на нас вываливается что-то огромное, шумное, в вывернутой шубе, с колпаком на голове и с... трубой (!) в руке. И эта «вывернутая шуба» трубит на весь лес! Что тут было! Смех, шум, визг! И Владомирский в своем умопомрачительном «наряде» возглавил наше шествие. Ну, а потом в доме — пиршество. Каждый придумывал оригинальный тост, и я тоже не осталась в стороне:

— Владимир Иосифович! Вы — большой артист. Вы все делаете размашисто и масштабно. По-крупному. Это очень хорошо. А вот есть ли у Вас какая-нибудь деталь? Мне бы очень хотелось выпить за Вашу деталь, но только в том случае, если она действительно яркая и настоящая!

Ответ был достойный:

— Моя деталь — это многоточие образа, ведь без хорошей детали нет тайны образа.

И мы выпили за эту тайную «деталь» с многоточием.

Бесспорно, Владимир Иосифович был уникальный выдумщик и фантазер. Многие женщины Купаловского театра до сих пор бережно хранят его поздравительные открытки к 8 Марта. Он покупал открытки целыми упаковками и поздравлял всех женщин театра без исключения: актрис, кассиров, билетеров, полотеров... И каждой подписывал что-то трогательное, нежное, и особенное.

Владимир Иосифович очень любил сына Борю и в свое время сделал все возможное и невозможное, чтобы облегчить его судьбу - вытащить «из сибирского климата». Борис был своенравным и временами довольно дерзким человеком. Он никогда ни перед кем не кланялся и, как говорят, «не пресмыкался». В годы войны Боря был по существу еще мальчишкой и подрабатывал в минском театре. Говорят, по сюжету какого-то спектакля, его герой должен был стрелять в портрет Сталина. Как известно, в «доброжелателях» у нас нет недостатка. Потом ему уже приписали и то, чего не было. Кто-то из ЦК обмолвился: «Мы этого Борису Владомирскому никогда не простим! Он работал при немцах...» И, конечно, всю оставшуюся жизнь Борис Владимирович был травмирован не только тюрьмой, но и глупой подозрительностью, недоверием, а человек он был светлый, отзывчивый, правда, на редкость ранимый.

С Борисом мы играли вместе во многих спектаклях. Талантливый артист! Меня всегда поражали его искромет­ные импровизации, полетность, юмор. Ему все время, как и отцу, хотелось «шалить на сцене» (в хорошем смысле этого слова). Он был легок в общении, внимателен на репетиции и всегда отзывчив к партнеру.