И/е рус.олим - [15]

И я вышел из Хеврона, взяв только свою малочисленную дружину и пришел под стены Иевуса. Но горстка воинов не смогла оседлать высокие городские стены. И слишком мало было нас для настоящей осады. Я давно бы уже отступил и забыл про этот жалкий город блудливых женщин и трусливых мужчин, если бы не хотел его так сильно.

Мне нужен был именно этот Город. Его не могли заменить мне десятки других городов, лучших. Его сопротивление лишь разжигало желание обладать им. Эта неприступная на вид крепость должна стать моей, и она станет. Потому что так должно быть, она предназначена мне, а я -- ей. Я назову ее Йерушалаим, я построю здесь дом для себя и дом для Бога моих отцов, и он поселится там. И северные колена придут в царский Город приносить жертвы Всевышнему.

-- Ма-а-ау! -- надрывался Иоав.-- Господин мой... Знак нашего колена -лев... а мы подбираемся к добыче, не рыча, а мяукая... Правильно ли это?

-- Правильно. Потому что кот -- это маленький лев. И нас здесь мало, мы лишь часть львиного знака.

-- Мудрость твоя,-- просипел Иоав,-- превосходит все мыслимые пределы... мауууу...

И впервые хриплое мяуканье не ускользнуло прочь с течением воды, а поднялось куда-то вверх, и крепость ответила многократно повторенным мяуканьем своих кошек. Она ждала нас. Мы были еще в самом низу трудного и опасного подъема, но я уже перевернул песочные часы моего народа, начав историю Йерушалаима.

-- Все,-- прошептал Иоав,-- мы прошли под стенами Иевуса. Мы внутри. Теперь только подняться по колодцу и перерезать горла стражникам, если они там.

Лезть по скользким стенам колодца было трудно. Предательски соскальзывали мокрые ноги. Жалкие огоньки оставленных внизу светильников уже ничего не освещали, а лишь слабо подмигивали, обозначая высоту падения.

Иоав лез первым, и ему повезло, что его соскользнувшая сандалия встретила на своем пути мое плечо в тот момент, когда я надежно вцепился в камень. Нам обоим повезло. Иоав замер, очевидно мысленно завершая остановленное мной падение. Затем громко, не таясь стражников наверху, сказал:

-- Блядь! Жизнь моего господина слишком ценна, чтобы лазать здесь без страховки. Достань-ка, господин мой, крючья из рюкзака своего. И сними с меня, если сможешь, эти сандалии. Скользят, как коньки... во, спасибо. То есть, не коньки, конечно, господин мой, а как рыба по лотку торговца в конце базарного дня.

-- Думаешь, половину пролезли?

-- Вряд ли. Тут тридцать локтей.

-- А если по-человечески?

-- Пятнадцать метров. Если книжки не врут.

-- Я вот о чем подумал... Мы проникаем в Иерусалим, как сперматозоиды.

Гриша вдруг начал сипло смеяться, как лаять:

-- Ага... Точно... Шансы выжить... минимальные...

Он внезапно замолчал, концентрируясь, затем стал забивать крюк, выматерился, явно попав по пальцам. Наконец, я услышал звук защелкнувшегося карабина и начал нашаривать веревку. И когда схватил ее, понял, что упустил серебряный хвост времени.

-- Это правильный образ,-- в голосе Гриши больше не было усталости,-про сперматозоиды. Ты схему колодца Уоррена помнишь?

-- Я так и не посмотрел. Думал -- на месте понятнее будет. Кто же знал, что тут так...

-- Да уж... Потом у меня в мастерской посмотришь. На самом деле, очень похоже на какую-то медицинскую генитальную схему. Всякие извилистые пути, а награда -- экстаз оплодотворения в матке, где и зреет в итоге плод... Ладно, страхуй, я полез.

Со страховкой было уже, конечно, не то. И не потому, что сложнее и медленнее -- разумная плата за относительную безопасность. Просто духовное упражнение превратилось в физическое.

Гриша

После этого колодца, по вяло изгибающемуся ходу поднимались, как по проспекту. Вышли в подвал музея. И по простой железной лестнице -- в третье тысячелетие. Оно встретило нас криком муэдзина. Ну конечно!

В верхней комнате было темно, свет еще не вплыл в помещение, а медлил снаружи, осторожно заглядывал в окна. Окна были лишь чуть светлее стен. Как грудь загорелой женщины. Но и этого нам с Давидом оказалось достаточно, чтобы воспрянуть.

Мы оба рванулись к окнам и замерли. Молоко рассвета. Я был счастлив. Сам не знаю от чего. От того, что уцелел, от того, что осуществил мучавшее меня желание, от того, что снова вижу свет, а может от того, что мне сейчас не надо вырезать стражу и прокладывать мечом путь к городским воротам.

Я вернулся в свое время, как пойманная рыба, перемахнувшая через борт лодки и жадно выискивал в прячущейся мгле его приметы. Включил на полную мощность оставленный смотрителем транзистор. Ударившая из него попса бодрила, как сильный и холодный утренний душ.

А Давид был грустен. То есть, он улыбался и танцевал со мной варварский танец. Но его обычная печаль не рассеялась вместе с тьмой. Может, это было правильно. Может, это облачко печали -- его шехина, которой лучше всегда следовать за ним.

Наконец, мы сломали замок на входной двери. Сигнализации не было. Мне кто-то говорил, что этот археологический музей получастный, что ли, из колодца Уоррена черпает средства какая-то организация. Да и зачем тут сигнализация? Разве что захочется кому-то из местных водички испить среди ночи.