И/е рус.олим - [17]

Давид

Я вообще люблю это состояние, которое наступает ранним утром, после бессонной ночи. Долина между сном и бодрствованием. Я еще шел, но в любой момент был готов упасть, как уставший путник, на спину и смотреть, смотреть в небо. На таком небе можно много чего углядеть.

Пока мы поднимались к Мусорным воротам, Гриша еще пытался заговаривать со мной. Но потом отвлекся на пробуждающуюся утреннюю суету.

А я думал... что наше ночное приключение удалось. Оно было компактным, монолитным и очень логичным. В нем было все, что должно быть в хорошем приключении. Завязка, кульминация, катарсис и даже эпилог. Всего было достаточно -- и впечатлений, и адреналина, и игры, и не игры. Но была какая-то трещинка, из-за которой приключение не звучало. Вернее, звучало как-то не так, неправильно, как кошачьи вопли в туннеле. Да это они и были. Не было им там места, среди камня и воды. Но ведь это же я заставил Гришу мяукать. А что заставило меня? Наверное, кряканье не соответствовало пафосу происходящего. Но крик совы был бы в самый раз. И неважно, знает ли Гриша как кричит сова -- Иоав-то знал. Даже интересно, как бы он с этим справился. Но я попросил его мяукать. Значит, все дело во мне. Неужели опять? Нет-нет. Конечно, нет. Просто все из-за того, что я до сих пор не отдал этого рыжего котенка. Знал, что должен был -- и не отдал. Сработало подсознание, не более того, не более.

Я вздохнул и понял, что на меня смотрят. Что мне прямо глаза в глаза уставилась большая рыжая кошка, цветом почти как мой котенок. Только в белых "носочках" на всех лапах. На мое "брысь" она только ухом дернула, как усмехнулась. Как усмехнулась над моей наивностью. Может быть, там, внизу, под колодцем было не только эхо? Потому что эхо -- это отражение звука, оно как ангел -- не может созидать, а значит должно было мяукать Гришиным голосом, пусть даже искаженным. А оно состояло из разных кошачьих голосов, от простого "мрррр", до угрожающего рычания. Там, внизу, меня это не зацепило, иначе у меня не хватило бы духа полезть в колодец. Но теперь от мыслей о кошачьем подземном эхе меня охватило тоскливое беспокойство.

3. ТЫСЯЧА ЖЕН

Гриша

Когда возвращаешься в свою мастерскую, в свой дом, даже не в дом, а в свою вторую кожу и обнаруживаешь там не засаду одиночества, а запах сваренного кофе, наверное можно радоваться. Но я внутренне дернулся. Это ведь моя кожа. Моя. И влезать в нее, тем более -- двоим, сидеть там в засаде, да даже не в засаде, а в ближневосточном кофейном кайфе, встречая хозяина фальшиво-радостным возгласом: "Ну наконец-то...". Трудно не озвереть, а? А я смог. Смог. Я давно, уже несколько дней их ждал. И это была моя засада. И они попались.

Хоть и не так я это себе представлял. Не для этого, совсем не для этого давал я Белле ключ. А она решила, что и для этого тоже. Правильно решила. То есть, давал я ей ключ точно не для этого, а вот не забирал... Ну и что?

-- А что вы как неродные? -- ого, даже голос мой, иногда взмывающий вверх, приглушился, подсел, чтобы убрать все намеки на серебряные позывные. Приветливый и бессребреный, я -- художник и творец, а не купец: -- Я говорю, что же вы только с кофе сидите? Вон бренди на полке, водка в холодильнике. Белка, ты же знаешь. А больше ничего нет.

-- А больше ничего и не надо,-- сказал Линь расслабленно. Вот видно, что человеку хорошо: -- Сейчас пропустим по маленькой, по средненькой и пойдем посидим куда-нибудь уже всерьез. Где тут ближайший хороший повар?

Я растекся по продавленному креслу и расслабился. А любопытно, какими путями мы придем к неизбежному. Я был, можно даже сказать, как паук, но это не так. Я был хозяином балагана, у меня наяривала музыка, хлопало под холодным ветром шапито, а внутри драного цирка творилось то черт знает что, которое и есть -- настоящая, подлинная жизнь и история. И я знал это. И они знали. И я гордился этим, и готов был для общего счастья делиться этим за деньги, но ради большего, чем деньги. Просто этот человек должен был купить билеты. Ради умножения этого настоящего. И я был так уверен в себе, что спокойно улыбался и мог говорить о чем угодно, даже о погоде.

-- Конечно жарко,-- согласился я, принимая бокал из рук поневоле хозяйничающей и поневоле счастливой Беллы.-- Очень, да. Очень. Ну, будем счастливы в индивидуальном понимании!

Линь стал лучше, чем в детстве и юности. Да, лицо у него слепилось наконец-то. Подбородок укрепился. Все равно остался маленьким, но он уже не елозил под кожей, как коленная чашечка на расслабленной ноге. Он уже сдвигался тогда, когда было надо.

-- Эххх,-- сказал Линь,-- братцы, ребята, как же мне тут у вас хорошо! Пошли продолжим, да?

-- Э, давай сначала картины посмотрим? -- встревожилась Белка.

Смешная, честная. Не может подвести черту под нашими отношениями, не закрыв счет. Истеричка. Разговаривает с Линем, как пинает. Благословенна связь между мужчиной и женщиной, которая иссякает одновременно. Тогда и остается истинная привязанность. Наверное, это и есть один из вариантов дружбы -- ого, это чувство гораздо более тонко, и умно, и извращенно организовано. Это спрут, который все ловит и ловит тебя в мутной воде ежедневности. А попавшись, ты прирастаешь к нему и ловишь других. Слава Богу, что есть у меня те несколько людей, с которыми мы мотыляемся в мути дней, не видим друг-друга, но являемся одним телом. И как хорошо, что они столь же заняты и одиноки, как я. И что мы не видим друг-друга столь долго, сколь позволяют приличия, а потом еще и много недель и месяцев сверх того.