И будет вечен вольный труд - [73]

За летом журавлиным…

Летят, летят косым углом,

Вожак звенит и плачет…

О чем звенит, о чем, о чем?

Что плач осенний значит?

И низких нищих деревень

Не счесть, не смерить оком,

И светит в потемневший день

Костер в лугу далеком…

О, нищая моя страна,

Что ты для сердца значишь?

О, бедная моя жена,

О чем ты горько плачешь?

1 января 1909

Новая Америка >{319}

Праздник радостный, праздник великий,

Да звезда из-за туч не видна…

Ты стоишь под метелицей дикой,

Роковая, родная страна.

За снегами, лесами, степями,

Твоего мне не видно лица.

Только ль страшный простор пред очами,

Непонятная ширь без конца?

Утопая в глубоком сугробе,

Я на утлые санки сажусь.

Не в богатом покоишься гробе

Ты, убогая финская Русь!

Там прикинешься ты богомольной,

Там старушкой прикинешься ты,

Глас молитвенный, звон колокольный,

За крестами — кресты да кресты…

Только ладан твой синий и росный

Просквозит мне порою иным…

Нет, не старческий лик и не постный

Под московским платочком цветным!

Сквозь земные поклоны да свечи,

Ектеньи^{320}, ектеньи, ектеньи —

Шепотливые, тихие речи,

Запылавшие щеки твои…

Дальше, дальше… И ветер рванулся,

Черноземным летя пустырем…

Куст дорожный по ветру метнулся,

Словно дьякон взмахнул орарем…^{321}

А уж там, за рекой полноводной,

Где пригнулись к земле ковыли,

Тянет гарью горючей, свободной,

Слышны гуды в далекой дали…

Иль опять это — стан половецкий

И татарская буйная крепь^{322}?

Не пожаром ли фески турецкой

Забуянила дикая степь?

Нет, не видно там княжьего стяга,

Не шеломами черпают Дон,

И прекрасная внучка варяга

Не клянет половецкий полон…

Нет, не вьются там по ветру чубы,

Не пестреют в степях бунчуки…^{323}

Там чернеют фабричные трубы,

Там заводские стонут гудки.

Путь степной — без конца, без исхода,

Степь, да ветер, да ветер, — и вдруг

Многоярусный корпус завода,

Города из рабочих лачуг…

На пустынном просторе, на диком

Ты все та, что была, и не та,

Новым ты обернулась мне ликом,

И другая волнует мечта…

Черный уголь — подземный мессия^{324},

Черный уголь — здесь царь и жених,

Но не страшен, невеста, Россия,

Голос каменных песен твоих!

Уголь стонет, и соль забелелась,

И железная воет руда…

То над степью пустой загорелась

Мне Америки новой звезда!

12 декабря 1913

Скифы

Панмойголизм! Хоть имя дико,

Но мне ласкает слух оно.

Владимир Соловьев

Мильоны — вас. Нас — тьмы, и тьмы, и тьмы.

      Попробуйте, сразитесь с нами!

Да, Скифы — мы! Да, азиаты — мы,—

      С раскосыми и жадными очами!

Для вас — века, для нас — единый час.

      Мы, как послушные холопы,

Держали щит меж двух враждебных рас —

      Монголов и Европы!

Века, века ваш старый горн ковал

      И заглушал грома лавины,

И дикой сказкой был для вас провал

      И Лиссабона, и Мессины!^{325}

Вы сотни лет глядели на Восток,

      Копя и плавая наши перлы,

И вы, глумясь, считали только срок,

      Когда наставить пушек жерла!

И — срок настал. Крылами бьет беда,

      И каждый день обиды множит,

И день придет — не будет и следа

      От ваших Пестумов^{326}, быть может!

О, старый мир! Пока ты не погиб,

      Пока томишься мукой сладкой,

Остановись, премудрый, как Эдип^{327},

      Пред Сфинксом с древнею загадкой!..

Россия — Сфинкс. Ликуя и скорбя,

      И обливаясь черной кровью,

Она глядит, глядит, глядит в тебя

      И с ненавистью, и с любовью!..

Да, так любить, как любит наша кровь,

      Никто из вас давно не любит!

Забыли вы, что в мире есть любовь,

      Которая и жжет, и губит!

Мы любим все — и жар холодных числ,

      И дар божественных видений,

Нам внятно все — и острый галльский^{328} смысл,

      И сумрачный германский гений…

Мы помним все — парижских улиц ад,

      И венецьянские прохлады,

Лимонных рощ далекий аромат,

      И Кельна дымные громады…

Мы любим плоть — и вкус ее, и цвет,

      И душный, смертный плоти запах…

Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет

      В тяжелых, нежных наших лапах?

Привыкли мы, хватая под уздцы

      Играющих коней ретивых,

Ломать коням тяжелые крестцы

      И усмирять рабынь строптивых…

Придите к нам! От ужасов войны!

      Придите в мирные объятья!

Пока не поздно — старый меч в ножны,

      Товарищи! Мы станем — братья!

А если нет — нам нечего терять,

      И нам доступно вероломство!

Века, века — вас будет проклинать

      Больное позднее потомство!

Мы широко по дебрям и лесам

      Перед Европою пригожей

Расступимся! Мы обернемся к вам

      Своею азиатской рожей!

Идите все, идите на Урал!

      Мы очищаем место бою

Стальных машин, где дышит интеграл,

      С монгольской дикою ордою!

Но сами мы — отныне — вам не щит,

      Отныне в бой не вступим сами!

Мы поглядим, как смертный бой кипит,

      Своими узкими глазами!

Не сдвинемся, когда свирепый гунн^{329}

      В карманах трупов будет шарить,

Жечь города, и в церковь гнать табун,

      И мясо белых братьев жарить!..

В последний раз — опомнись, старый мир!

      На братский пир труда и мира,

В последний раз — на светлый братский пир

      Сзывает варварская лира!

30 января 1918

Евгений Михайлович Тарасов >{330}

1882–1943

Меж хлебов

Я бродил бесконечными нивами,

      Меж хлебов, от межи до межи,—

Тех цветов, что зовутся счастливыми,

      Я не встретил в поникнувшей ржи.

Убегали волнистые линии

      Утомительно пыльных дорог…

«Где вы, милые, нежные, синие,