И будет вечен вольный труд - [65]

Как много слышится в ней мук пережитых.

14 октября 1906

Владимир Сергеевич Соловьев

1853–1900

«Земля-владычица…»

Земля-владычица! К тебе чело склонил я,

И сквозь покров благоуханный твой

Родного сердца пламень ощутил я,

Услышал трепет жизни мировой.

В полуденных лучах такою негой жгучей

Сходила благодать сияющих небес,

И блеску тихому несли привет певучий

И вольная река, и многошумный лес.

И в явном таинстве вновь вижу сочетанье

Земной души со светом неземным,

И от огня любви житейское страданье

Уносится, как мимолетный дым.

1886

Ex Oriente Lux [21]

«С Востока свет, с Востока силы!»

И, к вседержительству готов,

Ирана царь^{282} под Фермопилы^{283}

Нагнал стада своих рабов.

Но не напрасно Прометея

Небесный дар^{284} Элладе дан.

Толпы рабов бегут, бледнея,

Пред горстью доблестных граждан.

И кто ж до Инда и до Ганга

Стезею славною прошел?

То македонская фаланга^{285},

То Рима царственный орел^{286}.

И силой разума и права —

Всечеловеческих начал —

Воздвиглась Запада держава,

И миру Рим единство дал.

Чего ж еще недоставало?

Зачем весь мир опять в крови? —

Душа вселенной тосковала

О духе веры и любви!

И слово вещее не ложно,

И свет с Востока засиял^{287},

И то, что было невозможно,

Он возвестил и обещал.

И, разливаяся широко,

Исполнен знамений и сил,

Тот свет, исшедший от Востока,

С Востоком Запад примирил.

О, Русь! в предвиденьи высоком

Ты мыслью гордой занята;

Каким же хочешь быть Востоком:

Востоком Ксеркса иль Христа?

1890

Панмонголизм >{288}

Панмонголизм! Хоть слово дико,

Но мне ласкает слух оно,

Как бы предвестием великой

Судьбины божией полно.

Когда в растленной Византии

Остыл божественный алтарь,

И отреклися от Мессии

Иерей и князь, народ и царь,

Тогда он поднял от Востока

Народ безвестный и чужой,

И под орудьем тяжким рока

Во прах склонился Рим второй^{289}.

Судьбою павшей Византии

Мы научиться не хотим,

И все твердят льстецы России:

Ты — третий Рим, ты — третий Рим.

Пусть так! Орудий божьей кары

Запас еще не истощен.

Готовит новые удары

Рой пробудившихся племен.

От вод малайских до Алтая

Вожди с Восточных островов

У стен поникшего Китая

Собрали тьмы своих полков.

Как саранча неисчислимы

И ненасытны, как она,

Нездешней силою хранимы,

Идут на север племена.

О, Русь! забудь былую славу:

Орел двуглавый сокрушен,

И желтым детям на забаву

Даны клочки твоих знамен.

Смирится в трепете и страхе,

Кто мог завет любви забыть…

И третий Рим лежит во прахе,

А уж четвертому не быть.

1894

Леонид Петрович Радин >{290}

1860–1900

«Снова я слышу родную «Лучину»…»

Снова я слышу родную «Лучину».

Сколько в ней горя, страданий и слез,—

Видно, свою вековую кручину

Пахарь в нее перенес.

Сидя за прялкой, в осеннюю вьюгу,

Пела, быть может, крестьянка в тиши

И поверяла той песне, как другу,

Жгучую скорбь наболевшей души.

Полно! Довольно про горе ты пела…

Прочь этот грустный, унылый напев,—

Надо, чтоб песня отвагой гремела,

В сердце будила спасительный гнев!

Зреет в народе могучая сила,

Край наш стоит на широком пути,

То, что страдалица-мать выносила,

Сын-богатырь не захочет снести.

Мысли живой не задушит в нем голод, С

ил молодых не надломит борьба.

Смело возьмет он тяжелый свой молот

И разобьет им оковы раба.

1898

Семен Яковлевич Надсон

1862–1887

Похороны

Слышишь — в селе, за рекою зеркальной,

Глухо разносится звон погребальный

      В сонном затишьи полей,—

Грозно и мерно, удар за ударом,

Тонет в дали, озаренной пожаром

      Алых вечерних лучей…

Слышишь — звучит похоронное пенье:

Это — апостол труда и терпенья —

      Честный рабочий почил…

Долго он шел трудовою дорогой,

Долго родимую землю с тревогой

      Потом и кровью поил.

Жег его полдень горячим сияньем,

Ветер знобил леденящим дыханьем,

      Туча мочила дождем…

Вьюгой избенку его заметало,

Градом на нивах его побивало

      Колос, взращенный трудом.

Много он вынес могучей душою,

С детства привыкшей бороться с судьбою.

      Пусть же, зарытый землей,

Он отдохнет от забот и волненья —

Этот апостол труда и терпенья

      Нашей отчизны родной.

1878

В тихой пристани

На берег радостный выносит

Ладью мою девятый вал.

Пушкин

Вот наш старый с колоннами серенький дом,

С красной крышей, с массивным балконом.

Темный сад на просторе разросся кругом,

И поля, утопая во мраке ночном,

С отдаленным слились небосклоном.

По полям, извиваясь блестящей струей,

Льется речка студеной волною.

И беседка, одетая сочной листвой,

Наклонясь над лазурной ее глубиной,

Отражается гладью речною.

Тихо шепчет струя про любовь и покой

И, во мраке звеня, замирает,

И душистый цветок над кристальной струей,

Наклонившись лукавой своей головой,

Нежным звукам в раздумье внимает.

Здравствуй, родина-мать! Полный веры святой,

Полный грез и надежды на счастье,

Я покинул тебя — и вернулся больной,

Закаленный в нужде, изнуренный борьбой,

Без надежд, без любви и участья.

Здравствуй, родина-мать! Убаюкай, согрей,

Оживи меня лаской святою,

Лаской глуби лесной, лаской темных ночей,

Лаской синих небес и безбрежных полей,

Соловьиною песнью живою.

Дай поплакать хоть раз далеко от людей,

Не боясь их насмешки жестокой,

Отдохнуть на груди на зеленой твоей,

Позабыть о загубленной жизни моей,

Полной муки и грусти глубокой!

1878

«Художники ее любили воплощать…»

Художники ее любили воплощать

В могучем образе славянки светлоокой,