И будет вечен вольный труд - [58]

Молился небесам, чтоб новый, лучший день

Над ним взошел — великий день свободы,

Вас понял я тогда. И сердцу та близка

Вдруг стала песнь моей страны родимой —

Звучала ль в песне той глубокая тоска

Иль слышался разгул неудержимый.

Отчизна! Не пленишь ничем ты чуждый взор…

Но ты мила красой своей суровой

Тому, кто сам рвался на волю и простор,

Чей дух носил гнетущие оковы…

1859–1869

Михаил Ларионович Михайлов

1829–1865

Помещик

Когда-то и я в Петербурге живал,

Писателей всех у себя принимал

И с гордой улыбкой являлся на балах…

Стихи мои очень хвалили в журналах:

Я в них и свободу и истину пел,

Но многих представить в ценсуру не смел.

Эй, Ванька! скорее собак собирай!

Эй, Сенька! живее мне лошадь седлай!

Политикой также заняться любил —

В кондитерских все я журналы следил…

Читал я философов… Сам рассужденье

Писал о народном у нас просвещеньи…

Потом за границей я долго блуждал,

Палаты, Жорж Санда, Гизо посещал.

Эй, Ванька! скорее собак собирай!

Эй, Сенька! живее мне лошадь седлай!

В чужбине о родине я сожалел,

Скорей воротиться домой все хотел —

И начал трактат (не окончил его я)

О том, как нам дорого вчуже родное.

Два года я рыскал по странам чужим:

Все видел — Париж, Вену, Лондон и Рим.

Эй, Ванька! скорее собак собирай!

Эй, Сенька! живее мне лошадь седлай!

Приехавши в Питер, соскучился я…

Казна истощилась порядком моя.

Поехал в деревню поправить делишки,

Да все разорились мои мужичишки!..

Сначала в деревне я очень скучал

И все перебраться в столицу желал.

Эй, Ванька! скорее собак собирай!

Эй, Сенька! живее мне лошадь седлай!

А нынче так, право, меня калачом

Туда не заманишь. И славный здесь дом,

И повар обед мне готовит прекрасный;

Дуняшке наделал я платьев атласных.

Пойдешь погулять — вкруг мальчишки бегут…

(Пострелы! они меня тятей зовут.)

Эй, Ванька! скорее собак собирай!

Эй, Сенька! живее мне лошадь седлай!

С соседями езжу я зайцев травить;

Сойдемся ль — за карты, а после попить…

Прекрасные люди мои все соседи,

Хоть прежде твердил я с презреньем: «Медведи!»

Политику бросил — и только «Пчелу»

Читаю от скуки всегда поутру.

Эй, Ванька! скорее собак собирай!

Эй, Сенька! живее мне лошадь седлай!

Однажды я как-то письмо получил:

Писал мне приятель мой, славянофил,

Чтоб ехал скорее к нему я в столицу —

Тащить меня вздумал опять за границу…

Но я отвечал ему: «Милый мой друг!

В себе воскресил я народный наш дух!»

Эй, Ванька! скорее собак собирай!

Эй, Сенька! живее мне лошадь седлай!

«Мне ладно в деревне: здесь сладко я сплю,

Гоняться с собаками в поле люблю.

С житьем не расстануся патриархальным,

Дышу теперь духом я национальным!..

Ко мне, братец, лучше сюда приезжай:

Народность в деревне моей изучай!»

Что ж, Ванька-каналья! чего же ты ждешь?

Да скоро ль ты, Сенька, Гнедка приведешь?

С тех пор мой приятель ко мне не писал…

И слышал я, нынче известен он стал

Своими трудами. Знакомцы другие —

Все люди теперь тоже очень большие…

А все отчего? Нет деревни своей:

А то бы гонялись за зайцами в ней!!

Мерзавцы! уж сколько я вам говорю!..

Постойте! ужо я вам спину вспорю.

1847

«Те же все унылые картины…»

Те же все унылые картины,

Те же все унылые места:

Черный лес да белые равнины,

По селеньям голь и нищета.

А кругом все будто стоном стонет…

И вопрос тоскливый' сердце жмет:

Лес ли то со стоном сосны клонит,

Или вьюга твой мне стон несет,

Изнемогший в вековом томленьи,

Искушенный в вековом терпеньи,

Мой родной, несчастный мой народ?

1861

«Смело, друзья! Не теряйте…»

Смело, друзья! Не теряйте

Бодрость в неравном бою,

Родину-мать защищайте,

Честь и свободу свою!

Пусть нас по тюрьмам сажают,

Пусть нас пытают огнем,

Пусть в рудники посылают,

Пусть мы все казни пройдем!

Если погибнуть придется

В тюрьмах и шахтах сырых,—

Дело, друзья, отзовется

На поколеньях живых.

Стонет и тяжко вздыхает

Бедный забитый народ;

Руки он к нам простирает,

Нас он на помощь зовет.

Час обновленья настанет —

Воли добьется народ,

Добрым нас словом помянет,

К нам на могилу придет.

Если погибнуть придется

В тюрьмах и шахтах сырых,—

Дело, друзья, отзовется

На поколеньях живых.

1861

Савва Яковлевич Дерунов >{271}

1830(?)-1909

Думы пахаря

Каплет дождичек, брызжет кругом,

Облака потемнели, сбегаются,

Из них грянул раскатами гром,

Небеса полосой растворяются.

В поле пахарь на лошадь кричит,

Она встала в бороздке, усталая;

Пахарь поднял косулю, стучит,

На лице грусть-забота немалая.

«Ну, родная», — лошадку махнул,

Пошла лошадь вперед, закачалася,

Пахарь молвил, глубоко вздохнул:

«Что за горе за жизнь навязалася.

Сколько силы работай, положь —

Прибыль к осени выйдет бросовая,

И сбивайся с копейки на грош.

Не поймешь, что за жизнь бестолковая!

Отчего же такое житье

Мужик терпит и с ним не справляется,

Неисходное горе свое

Разрешить, извести не старается?

Иль незнанье всему голова,

Или люди?» Гроза разразилася,

Принагнулась с цветами трава,

Под дождем полегла, наклонилася.

1872

Иван Ефимович Тарусин >{272}

1834–1885

Невзгода

У стола пустого

Праздничной порою

Думает крестьянин

Думу сам с собою.

Думает он думу

Про лихую долю,

Что нужды и горя

Натерпелся вволю.

Поедом заела

Мужика невзгода,

И бедняк не видит

Из нее исхода.

Первое — с женою

Доля не клеится;

Делает, что хочет,

Мужа не боится.

Не рачит о доме,

Бросила трудиться;

На уме лишь только

Как бы нарядиться.