Хунну и Гунны - [43]
В связи с приведением и разбором историко–географических данных отметим довольно подробные соображения по нашему вопросу, предпосланные Шарпантье его исследованию о происхождении Тохаров (см. Jarl Charpentier, Die ethnographische Stellung der Tocharen в Zeitschrift der Deutschen Morgenländischen Gesellschaf, том 71, 1917, стр. 347–389). Указывая на то, что большинство исследователей считает Хунну Турками, он думает, что греческое Φαύνοι, латинское Phuni есть передача с опиской имени Хунну (см. у него стр. 351 и 354–5). Автор не знаком с исследованием Немети и признаёт известия Страбона и Плиния древнейшими на Западе об этом народе в форме Φαύνοι, Phuni (см. у него стр. 355–6). Интересны в параллель неизвестных Шарпантье Huni–Scythae отмечаемые им на Tabula Pentingeriana и у Ровеннского Географа Utio–Scythae (т.е. Utii–Scythae), которые сближаются им с Уитиями (у Плиния вместо этого имени стоит Udini, см. у него, стр. 356). Так же, как и мы в нашей работе, Гуннов у Дионисия Периегета он не считает возможным отожествлять с этими Уитиями. Он отмечает интересный факт упоминания Дионисием Периегетом и Οὖννοι и Φροῦνοι, при чём последних считает перешедшими к нему из более древних авторов. Интересно также, что это–же имя он находит у Иордана, именно в Форме Phrini (см. стр. 355 его статьи; греческие варианты у Дионисия Периегета и латинские у Плиния приведены у него на стр. 355, пр. 3 и 354, пр. 7). Считая Гуннов Дионисия предками позднейших Гуннов (см. у него, стр. 356, пр. 5), этот учёный отожествляет в основе Хунну и Гуннов.
Некоторое движение получил также вопрос об отношениях Гуннов и Мадьяров. Собственно языковые отношения не рассматривались в литературе подробно со времени отмеченных в моей работе исследований Вамбери. Касаясь вопроса о гунских влияниях в венгерском языке, венгерский лингвист Б. Мункачи (В. Munkácsi, Hunnische Sprachdenkmäler im Ungarischen в Кеleti Szemle, II, 1901, стр. 186–198) отметил с общей точки зрения лишь то, что по его мнению восточно–алтайские элементы в венгерском языке проникли через турецкое (по типу чувашское) посредство; это внесено по его мнению в язык Угров Гуннами[94]. Н.И. Ашмарин в работе его о Болгарах и Чувашах (Болгары и Чуваши, Казань, 1902, из Изв. Каз. Общ. Арх., Ист. и Этн., XVIII), считая Гуннов Турками и предками Болгар и ссылаясь на отожествление имени Ирник в родословии болгарских князей с именем сына Аттилы Эрнак, сделанное Марквартом (см. у него, стр. 4–5), гунские слова «вар» — река, Днепр и имя жены Аттилы Кечка (Керка, Κρέκα у Приска, Helche, Herche и т.д. в германском эпосе)[95], сближает с чувашскими вар «долина» и старочувашским именем Херкке (от слова «хер» = девушка; Денгизих отожествляет с турецким денгиз, Аттила с итиль, идиль, указывая на чувашскую замену звука д звуком т — см. у него, стр. 51–56).
Подробно был рассмотрен вопрос о взаимодействии народных преданий и их исторической основы в отношении Гуннов и Мадьяров в большой работе И. Блейера (J. Bleyer, Die germanischen Klemente der ungarischen Hunnensage в Beiträge zur Geschichte der deutschen Sprache und Literatur, Band XXXI, 1906, стр. 429–600). В виду значения мадьярского предания для выяснения происхождения Гуннов мы в самых кратких словах ознакомим с выводами этого исследователя. Во введении (стр. 429–438) автор рассматривает литературу вопроса (преимущественно венгерскую), при чём устанавливает, что преобладающее мнение считает происхождение Мадьяров от Гуннов плодом письменных влияний поздней литературы. Относясь отрицательно к разбору Хиртом венгерской генеалогии Аттилы, считая таковую результатом книжного воздействия, он отстраняет непосредственную связь Мадьяров и Гуннов, ибо Гунны считаются им Турками, не имеющими непосредственной этнической связи с Мадьярами — Угро–Финнами (стр. 447). В конечном выводе собственного исследования (стр. 584–5) устанавливается, что отожествление Гуннов и Мадьяров развилось уже после поселения последних в их нынешнем местообитании и при том под славянским влиянием (стр. 592); основа же предания является германской, специально восточно–готской. Интересно замечание автора о Секлерах (стр. 584–585), у которых он определяет наиболее древним гунское предание; причину этого он установить не может и считает, что это может быть выяснено лишь тогда, когда, как он говорит, выяснится весь секлерский вопрос вообще. Попутно, наконец, автор говорил об остатках гунского языка, сохранившихся, как известно, почти исключительно в собственных именах (стр. 451 сл.). Имя Mundzuk y Иордана, Μουνδίουχος у Приска, тожественное Bendacuz въ мадьярском предании, ещё Мюлленхоф выводил из германского языка, какового происхождения, следуя тому же Мюлленхофу, являются Ruga, Octar и Bleda, тогда как Ellac, Hernach и Dengizich — имена «варварские». Имя Buda автор считает сомнительным, имя же Аттилы скорее всего считает готским («Väterchen»)
