Хунну и Гунны - [44]
Опять–таки через короткий срок после написания моей работы японский учёный Ширатори опубликовал свои наблюдения над сохранившимися в китайских источниках словами языка Хунну (К. Shiratorii, Sinologische Beiträge zur Geschichte der Türkvölker, II. Über die Sprache der Hiungnu und der Tunghu–Stämme, в Изв. Акад. Наук, 1902, сентябрь, т. XVII, №2, стр. 01–033, о хуннуских словах спец. на стр. 01–07). В небольшом предисловии к своему разбору автор отмечает имена некоторых учёных, высказывавшихся по поводу племенной принадлежности Хунну (при чём неправильно считает основателем теории турчизма Дегиня, за коим яко бы последовали Клапрот, Риттер, Коскинен и др.; поддерживавшими монгольскую теорию он считает Иакинфа и Неймана), и в первый раз после нас в литературе упоминает точку зрения, устранявшую этническую принадлежность, и имевшую в виду лишь политическое соединение (разумея Каёна). Упомянув также некоторые объяснения хуннуских слов из более известных языков предшествующими исследователями (из турецкого и тунгузского, из турецкого и монгольского), автор считает наиболее близким к истинному народному имени произношение Кунну (Kungnu), основываясь, во–первых, на том, что до нас дошло в китайских источниках более точное произношение (именно Кунну), а, во–вторых, на том, что в тугюйском языке Орхонских памятников при наличности звуков k и г, не было звука х. Переходя к толкованию слов, автор отмечает таковых 16, при чём всем им даёт объяснения из турецких языков (последние 5 слов составляют собственно ту хуннускую фразу IV в. по Р.X., о которой мы говорили в нашей работе). Слова эти, приводимые без указания аналогий в других алтайских языках, кроме первого слова Ch’ang–li = турецко–монгольскому Tängri (небо), следующие: титул Shen–yü (yü произносилось ранее как ku, gu), Tang–yü, Tang–hu = čong (tschong) в чагатайском (большой), Jen–chi = abetschi, iptschi, evći (жена), Teu–lo = ćür (с Вамбери) (могила). Eu–ta = oda (с Вамбери) (землянка), T’ushi, T’uk’i = dogru (по Шлегелю), либо вернее tüz (мудрый, правильный), King–lo = ki–lici (меч), Kü–ts’z’ = kyz (дочь, девушка), Ki–lien, hoh–lien = küklär (небо), Küh–kieh = kul–kischi (слуга), T’ieh–fah (древняя форма Tietbat, Tietvat) — temur (железо); последние пять слов, составляющие фразу — siu–k’i, t’i–li–kang, puh–koh, k’ü–t’u–tang сближаются с орханским [орхонским] söugüsh и турецк. tolgan, opx. bödig (титул в винительном падеже) и турецк. кор и tuta (согласно смыслу китайской фразы, означающему благоприятное предсказание: по выступлении войска в поход — враг [приводится собств. его титул] будет вполне разбит). Добавим, что автор далее сомневается в тунгузском происхождении Дун–ху, при чём приводит всего два слова, дошедшие из их языка и объясняемые автором одно — из турецкого и другое — из монгольского языков.
После работы Ширатори хуннуский языковой материал был подробно рассмотрен в работе В.А. Панова (К истории народов Средней Азии. I. Сюн–ну (Хунну). Турецкое происхождение народа Сюн–ну (Хунну) китайских летописей, Владивосток, 1916). Задачей работы являлось исправление этимологий Ширатори, при чём с исторической стороны отметим мнение автора о смешанности этнического состава, но важности истории «основного политического ядра организации» (стр. 1 его соч.), а с фактической по отношению к предмету исследования признание автором трудности установления отдельных слов по китайской транскрипции (стр. 80). Шагом вперёд является у Панова сравнительно с Ширатори указание в некоторых случаях того времени, к которому относится упоминание того или другого хуннуского слова в китайских источниках, что весьма важно для установления хронологического критерия в отношении хуннуского языкового материала, а также отметки Пановым при объясняемых словах — имеет ли данное турецкое слово аналогии в других алтайских языках или нет. Панов подверг разбору 14 слов, при чем не все они совпадают с теми, которые привел Шираторн. Слова эти следующие: самое характерное слово Дзюй–цы или Гюй–цы = кыз (дочь, девушка), только турецкое и встречающееся у Хунну около 28 г. до Р.X.; Янь–ши, Э–ши = äпчi, äбчi или инджи, iнчi (жена), только турецкое и встречающееся около 200 г. до Р.X.; Оу–то = одак, отак от слова от (огонь), (землянка) только турецкое и около 80 и 200 гг. до Р.X.; Ту–ци = вероятно тугы, тукы (от тук) (верховный главнокомандующий), с монгольской, но вероятно заимствованной из турецкого аналогией; Тан–ли, Чэн–ли = турецко–монгольское тенгри (лишь в Истории Старших Ханей); Тоу–ло = турук (могила, стоянка), без аналогий, лишь диалектически в монгольском языке; Гу–ту — Панов сравнивает с уйгурским титулом Идикут и орхонским кут, считая лишь передачей общего смысла китайского титула тянь–цзы, «сын неба»; Тань–юй, иначе Дань–юй (принимая таким образом транскрипцию Дегиня), которое нужно читать Дань–гань = турецк. тамган (владетель); Ци–лянь = турецк. сiлiк (чистый) с монгольскими аналогиями (собст. значит небо), около 121 г. до Р.X. у Сы–ма–цяня; слова Чи–лянь и Хэ–лянь не ясны; Жо–ди слово китайское; Дзин–лу — камлу (шаманский меч); Лю–ли вероятно только окончание слова — лу, лы, ли. Об известной хуннуской фразы Панов не упоминает.
Монография посвящена актуальной научной проблеме — взаимоотношениям Советской России и великих держав Запада после Октября 1917 г., когда русский вопрос, неизменно приковывавший к себе пристальное внимание лидеров европейских стран, получил особую остроту. Поднятые автором проблемы геополитики начала XX в. не потеряли своей остроты и в наше время. В монографии прослеживается влияние внутриполитического развития Советской России на формирование внешней политики в начальный период ее существования. На основе широкой и разнообразной источниковой базы, включающей как впервые вводимые в научный оборот архивные, так и опубликованные документы, а также не потерявшие ценности мемуары, в книге раскрыты новые аспекты дипломатической предыстории интервенции стран Антанты, показано, что знали в мире о происходившем в ту эпоху в России и как реагировал на эти события.
Среди великого множества книг о Христе эта занимает особое место. Монография целиком посвящена исследованию обстоятельств рождения и смерти Христа, вплетенных в историческую картину Иудеи на рубеже Новой эры. Сам по себе факт обобщения подобного материала заслуживает уважения, но ценность книги, конечно же, не только в этом. Даты и ссылки на источники — это лишь материал, который нуждается в проникновении творческого сознания автора. Весь поиск, все многогранное исследование читатель проводит вместе с ним и не перестает удивляться.
Основу сборника представляют воспоминания итальянского католического священника Пьетро Леони, выпускника Коллегиум «Руссикум» в Риме. Подлинный рассказ о его служении капелланом итальянской армии в госпиталях на территории СССР во время Второй мировой войны; яркие подробности проводимых им на русском языке богослужений для верующих оккупированной Украины; удивительные и странные реалии его краткого служения настоятелем храма в освобожденной Одессе в 1944 году — все это дает правдивую и трагичную картину жизни верующих в те далекие годы.
«История эллинизма» Дройзена — первая и до сих пор единственная фундаментальная работа, открывшая для читателя тот сравнительно поздний период античной истории (от возвышения Македонии при царях Филиппе и Александре до вмешательства Рима в греческие дела), о котором до того практически мало что знали и в котором видели лишь хаотическое нагромождение войн, динамических распрей и политических переворотов. Дройзен сумел увидеть более общее, всемирно-историческое значение рассматриваемой им эпохи древней истории.
Король-крестоносец Ричард I был истинным рыцарем, прирожденным полководцем и несравненным воином. С львиной храбростью он боролся за свои владения на континенте, сражался с неверными в бесплодных пустынях Святой земли. Ричард никогда не правил Англией так, как его отец, монарх-реформатор Генрих II, или так, как его брат, сумасбродный король Иоанн. На целое десятилетие Англия стала королевством без короля. Ричард провел в стране всего шесть месяцев, однако за годы его правления было сделано немало в совершенствовании законодательной, административной и финансовой системы.
Владимир Александрович Костицын (1883–1963) — человек уникальной биографии. Большевик в 1904–1914 гг., руководитель университетской боевой дружины, едва не расстрелянный на Пресне после Декабрьского восстания 1905 г., он отсидел полтора года в «Крестах». Потом жил в Париже, где продолжил образование в Сорбонне, близко общался с Лениным, приглашавшим его войти в состав ЦК. В 1917 г. был комиссаром Временного правительства на Юго-Западном фронте и лично арестовал Деникина, а в дни Октябрьского переворота участвовал в подавлении большевистского восстания в Виннице.