Хронофаги - [30]
— Там… под водой… была моя мама, да?
Кардинал с трудом вернулся в реальность, чтобы выдержать её прямой взгляд. Память подсказала слова отца Антуана: «Не трусь говорить людям правду. Лгать — значит, не уважать их». Кардинал вспомнил, как неблагородно обманул пресвитеров с историей своих седин и ответил:
— Да.
Вета опустила голову.
— Не переживай так. Она теперь далеко. Волею божьей мы освободили её душу.
— Я хотела увидеть её ещё раз. На прощание, — помолчав, добавила она.
Бертран затих. Последний раз он говорил с девушкой около двухсот лет назад, может, больше. Жаннетта не пришла в этот раз, суккуб тоже. Он искупил свою вину.
«Mea culpa… [13]Двухсотлетний девственник стал мужчиной».
Часовая и минутная стрелки слились в тесных объятьях, подобно им, и Бертран рывком поднялся, оставив задремавшую Иветту в кресле. Растолкав Мартина и дождавшись в его зелёных глазах осмысленного выражения, кардинал привычно отчитался, перейдя на шёпот:
— За время дежурства в мире зафиксированы заметные разрушения в Австралии, Северной Америке и здесь. Амплитуда выросла на двадцать процентов на сутки, периоды стабильности всё реже. Проникновение составляет около тридцати пяти процентов. И всё время растёт…
— Хгеново… В смысле есть, — опомнился и сонно козырнул Мартин.
— Приказываю дальнейшее наблюдение за очагами и сбором статистических данных. Ну, и пленник, конечно.
— Есть.
Бертран вздохнул и устроился на полу. Потёртый коричневый ковёр ещё хранил тепло братнего тела, но мужчина всё-таки включил режим мягкости и обогрева. Симбионт тихо взмуркнул и заработал. Кардинал всегда поражался гениальности изобретения Сатурна: живая, быстро регенерирующая ткань, оболочка из непробиваемого сплава, регулируемая термозащита, переводчик, рация, спальный мешок с разными уровнями мягкости, да ещё и телепат. Такой костюм мог создать только бог. Чан как-то обронил, что всех возможностей симбионтов не знает никто, даже Макджи. К Старику с этим соваться было бесполезно, он никогда не придавал значения деталям. Он даже думал и выражался общими фразами, навроде: «Судьба — кольцо».
«Cesaris Cesari, Dei Deo»[14], — подумал Бертран.
Ещё какое-то время кардинал вслушивался в сопение Мартина, а потом заснул, как убитый. Ему снилась исполинская луна на зеленовато-чёрном небе, налитая белым светом, как молоком. Пленник, юный, худой и ободранный стоял на склоне серебристого холма, наигрывая на бамбуковой флейте. Заколдованная мелодия чаровала, звала к себе неумолимой страстью и теплотой. И привлечённый ею летел вокруг луны бесконечный змей Уроборос с лицом Старика. А в низине белой бабочкой танцевала Вета.
Валентин глухо застонал в темноте: затекшие конечности безбожно ныли. Похмелье раскалило затылок добела, отбивая в висках дикий ритм. Но даже сквозь шум крови в ушах он слышал негромкие голоса и знакомые шорохи в комнате. С досады хотелось помереть. Нет, сначала провалиться на месте, а потом помереть. Резкая вспышка света заставила зажмуриться. На шахматный пол упала массивная тень. Краем глаза вор зацепил круглый подбородок, нос картошкой и лысину.
— Где учился?
— С чего ты взял, что я учился?
— Да разве бы она на тебя тогда посмотрела?
Неохотно буркнул:
— Физмат…
И, немного помолчав, добавил:
— А ты чё, спецназовец? Или так, мусор?
— Батюшка, — серьёзно ответил Олег. И широко улыбнулся, — бывший. Вот, до кардинала повысили. А учил один японский бодзу. Хороший мужик, строгий. Зелёный чай шибко любил… Похмеляться будешь?
— Не, — Валентин опустил глаза. — Мне бы в сортир…
— Пошли. Руки развяжу, ноги пока нет. Сам понимаешь.
Кардинал встряхнул его одним рывком, но затёкшие ноги не желали стоять. С трудом обретя равновесие, Валентин оперся на широкое плечо в серой рубашке и запрыгал к двери санузла. Олег поколдовал с узлом и пленник, потирая запястья, торопливо ввалился в уборную.
Спустя десять минут вор появился на пороге с довольной улыбкой, которая тут же угасла при одном взгляде на мощные руки надзирателя, сложенные на груди.
— Вязать будешь?
Олег молча подставил плечо и доставил Валентина к столу, приглашая сесть на табурет. Предчувствуя неладное, пленник положил локти на стол и с недоверием уставился на здоровяка, что поставил перед ним тарелку с хлебом, сыром и колбасой, а рядом кружку, в которую плеснул водки.
— На вот, похмелись. Лучше станет… Да и поешь, проголодался ведь…
Валентин, не раздумывая, опрокинул кружку, поморщился и сразу же закусил слоистым бутербродом. Олег молча подвинул корнишоны и фрукты, и, облокотившись на столешницу, терпеливо наблюдал за тем, как жадно подопечный поглощает пищу.
— Что тебе Старик-то сказал? — спросил он, наконец.
— Да ничего…
— Как так? А за что ты его тогда?
— Да я… Колпаку был должен, — путано начал вор, зажав в руках кусок грудинки, словно опасаясь, что его сейчас отнимут. — Много, столько старухи в сумках не носят… Ребята его меня обработали. А дед этот подкрался… Я и подумал — вернулись…
Олег с минуту вглядывался в шрам на лице пленника, а потом прокомментировал:
— Так только в романах бывает.
И, немного подумав, прибавил:
— А не врёшь?
Валентин устало помотал головой, громко хрустя огурцом и подтягивая к себе тарелки с грудинкой и сёмгой.
Вот так, захочешь угостить с руки свежайшей свиной вырезкой (между прочим, для себя покупал) неизвестно как приблудившуюся собаку, да, к тому же ещё и незнакомой породы, а она мало того, что угощение выплюнет, да ещё и тебя тяпнет. Ну, и всё. ты попал... Homo Lupus...
С самого детства Елизавету сопровождает классическая музыка. Это не только музыкальная школа, походы на концерты и в оперу, привычка слушать классику по радио и в интернете. Музыка – часть её жизни, её друг. Трагичными мелодиями она предостерегает девушку от неприятностей, весёлыми – развеивает усталость и грусть. Но почему, когда Лиза встретила загадочного волка из волшебной страны, а он вдруг превратился в прекрасного принца, пусть и всего на одну летнюю ночь, мелодии, предвещающие радость, покинули её? И больше не вернулись, как и принц.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
После битвы с Мордэкая с Сияющим Богом Сэлиором прошло семь лет, и за это время его контроль над своими способностями безмерно возрос. Он наконец нашёл применение «Бог-Камню», но боги хотят отомстить, и желают уничтожить всё, что он создал. Тайны прошлого грозят будущему его королевства, его семьи, и, возможно, даже самого человечества, если только Мордэкай не сможет выяснить, что означает «Рок Иллэниэла». Насколько далеко зайдёт отчаявшийся волшебник, чтобы спасти своих детей… или его усилия лишь обрекут их всех?16+.
Меня пытаются убить и съесть пять раз в день. Лишь умение вовремя разнести полдворца и особый дар спасали мне жизнь и честь! Иногда красивые глаза тоже помогали избежать дипломатического скандала. Но опыт подсказывает, что лучше бить чемоданом. Сегодня я собираю информацию про принца оборотней и проверяю его на склонность к изменам. Потом предоставляю полный отчет о короле эльфов. Чуть позже проверяю стрессоустойчивость разъяренного дракона. У официальной королевской «развратницы» очень «потный» график. Меня даже посвящали в рыцари и обещали оплатить торжественные похороны.
Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.