Хроники Каторги: Цой жив - [9]

Встретился с другим искателем, кажется, Тиг из Догмы. Близко не подходили. Безмолвно мотнули руками в приветственном жесте, и отправились дальше. Каждый своим путем.

Немного после путь усложнила рыхлая почва. Заметить и почувствовать, как она сменяет под ногами обыкновенную землю довольно непросто; даже Цою не всегда удавалось, но со временем он наловчился. Чтобы обойти пучину пришлось делать небольшой крюк; ушло не больше часа, а все потому, что ему не хотелось вновь становиться едой для жирвяков - огромных и вечно голодных червей длиною в два человеческих роста.

Огибая опасный участок, Цой приметил вдалеке длиннющие стальные балки - каркас некогда высоченного здания. Направившись к ним, вышел на заброшенный городок, встретивший его в точности так, как встречает все остальное, оставленное Старым миром - унылой до тошноты серостью и скрежетом металла, порождаемый порывами ветра. Безжалостная природа побеждала, она почти поглотила строения, когда-то созданные человеком, заботливо застелив их зеленой растительностью, благодаря которой все выглядело неописуемо красиво, живо и загадочно. Лишь стальные балки и частично сохранившиеся ярусы многоэтажки, уходившие ввысь, продолжали безвыигрышную борьбу, но и они со временем не выдержат и неотвратимо поддадутся натиску природы. Наверное, никогда прежде Зеленая планета не была настолько зеленой.

Внимательно осмотревшись и убедившись в отсутствии опасности, искатель решил выйти на покрытие, когда-то называвшееся дорогой. Искореженный асфальт давно изорван; из больших трещин проросла густая трава, порой доходящая до колен. По обе стороны от дороги доживали дни покосившиеся домики. Сейчас уже невозможно определить, сколько в них было этажей - большая часть давно развалилась, оказалась под землей или обросла плющом, а некоторые домишки чудом пережили все сразу, оставив после себя бугристое одеяло растений.

Безынтересно прошел мимо того, что когда-то было детской площадкой, а сейчас являло собой своеобразную выставку коррозии, главным экспонатом которой служило покосившееся чертово колесо, покрытое цветущей шкурой растений. Остановился. Что-то екнуло внутри; неуловимое чувство рассеялось. Искатель так и не понял, как когда-то на этом самом месте кружилась карусель, переливаясь звонкими детскими голосами и смехом, как то самое колесо обозрения, протяжно стонавшее от ветра, поднимало людей над горизонтом, открывая перед взором поистине несравнимые и необъятные просторы.

По воздуху, будто отовсюду, разлетелся угрожающий крик крупной хищной птицы. Цой незамедлительно юркнул к одному из завалившихся домов, спиной прильнув к стене, густо заросшей приятно пахнувшей растительностью. Замер. Слился с листвой, из которой показалась многоножка и поползла по плечу. Следил за ней взглядом, а потом резко схватил ее зубами и, разжевав, проглотил. Кисло-сладкий деликатес.

Достав бинокуляр и осмотревшись, искатель увидел, как из груды облаков, нависших над чахлым городишкой, вырвалась иглаптица, сверкая посеребренными перьями в лучах уходящего солнца. Рассекая воздух, хищница устремилась к высоченному каркасу здания, и приземлилась в гнездо почти у самой верхушки многоэтажки. Достигавшая неполных трех метров в высоту иглаптица в крючковатом клюве держала добычу и понемногу скармливала ее птенцу.

Цой расслаблено выдохнул и вернулся на дорогу. Теперь можно быть спокойным и ничего не бояться - хищная птица наверняка изловила всякое существо в округе, представлявшее угрозу потомству и скормила ему же. Искатель для нее слишком жилист.

Шел дальше вдоль давно несуществующего городка. Хотя искатель убедил себя: теперь город есть, ведь он нанес его на карту и тем самым оживил. Осталось назвать. Но на ум ничего не приходило. Безымянный город, население - Цой и иглаптица.

Не удержавшись, решил войти в один из домиков, приглянувшийся ему особенно сильно. Даже будучи почти полностью заросшим, дому необъяснимо удалось сохранить частички того непередаваемого уюта, сотворенного прежними хозяевами. Цой подошел к двери, - даже не скрипнула - сразу сорвалась с петель, когда попытался открыть; искатель подхватил чахлую дверь и осторожно уложил на плотную зеленую траву, затем живо огляделся - никого не потревожил, не привлек внимания, словом - ничего, все выглядело умиротворенно, тихо и покинуто.

Внутри встретили облупленные стены, позеленевшие много времени назад и давно покрывшиеся неизменным всепоглощающим мхом. В следующей комнате обои; какие-то оборваны, какие-то, отклеившись, свисали со стен, похожие на высунутые от жажды языки калебов. В другой - облупилась штукатурка. Подумал, от стыда за то, что предстала перед ним в таком непотребе. Ну не бред, а? Долгие недели одиночества в Каторге и не такое с человеком делали; порой, казалось, обыкновенный листик, болтавшийся на ветке от ветерка, взмахивал в приветствии, желая начать разговор.

Пол под ногами не скрипел, низкая трава глушила звук, прогибаясь под весом искателя, издавая еле слышимое потрескивание. Он неспешно брел дальше, осматривая одну комнату за другой, стены, в надежде найти хоть какую частичку, оставленную давно умершими жильцами, и нашел - фотографию за мутным стеклом, едва уцелевшую, почти целиком выцветшую, чудом сохранившую радостные очертания лиц запечатленных на ней людей; их улыбки. Осторожно извлек фотографию из деревянной рамки, которая буквально развалилась в руках. Присмотрелся. Поначалу взгляд зацепился за женщину, следом за мужчину, а только после, посмотрел на детишек, которых обнимали родители. Малехонькие совсем, лет, может, шесть или семь.