Хроника смертельной осени - [212]

– И что?

– А то, что рядом со стоянкой – камеры наружного наблюдения – аж четыре штуки. Правда, две из них не работают, зато на двух остальных ясно видно, что Булгаков и его жена пересели в белый сааб – по номеру определили, принадлежит он Мигелю Кортесу. И выехал этот сааб со стоянки в сторону развязки – а там камеры проследили их до выезда на внутреннюю сторону МКАД. А дальше – при съезде на проспект Жукова – сечешь?

– Серебряный бор, – выдохнул Глинский. – Невероятно. Поехали…

И тут зазвонил мобильник мадам. Ее глаза расширились, когда Жики взглянула на экран, но она сразу ответила:

– Pronto… Mon Dieu que tu dis? Qui était tué? Qui l'a tué? Toi? Comment cela? Où est celui que vous auriez dû mettre à la peine de mort?[224]

Она побледнела – они заметили это даже в полумраке комнаты. Голос старой тангеры задрожал. Опера слушали, что она говорит, почти ничего не понимая. Метнув на них взгляд, полный паники, она проговорила в трубку:

– Le policier, le même, Victor, il est ici… Bien sur.[225]

Через мгновение она протянула трубку Глинскому:

– Allez-y, monsieur[226].

Он схватил телефон. Это была она, Анна Королева. То, что он услышал, повергло его в шок – Булгаков ранен, Кортес и Рыков убиты.

– Где тела? – спросил Глинский. Его догадка оказалась верной – кровавая бойня происходила в Серебряном бору, на даче Рыковых. Но они опоздали.

…Опера подъехали к даче спустя полчаса после разговора с Анной. Пожухлая трава возле дома была притоптана, ни на лужайке, ни в гараже – ни одной машины, зато следов от протекторов – хоть отбавляй. Они спустились в подвал, освещая себе дорогу карманными фонариками. В самом подвале они, наконец, нашли выключатель и врубили свет. В полном недоумении оглядели помещение – в центре, навзничь, лежало тело испанца с пулевым отверстием в затылке. В правой руке он сжимал пистолет. Еще один пистолет валялся поодаль, рядом с огромной лужей крови. На полу стоял пластиковый контейнер с ворохом бинтов, марли и ваты. В подвале сильно пахло порохом. Но больше там не было никого и ничего – только кресло в углу. Старое кресло, обитое плюшем, протертое до дыр…

Эпилог

Вымотанный после четырехчасовой операции, Булгаков вернулся к себе в кабинет. Студенты, увязавшиеся за ним, теперь топтались под дверью и шумели так, что ему казалось, он сам себя не слышит. Вместо того, чтобы разбирать с ними ход операции, ему предстояло заняться другим делом.

Перед ним стояли два рослых парня и темноглазая шальная девчонка. Несмотря на то, что он отчитывал их жестко, они совершенно не чувствовали себя виноватыми. Один из них, с ярко-васильковыми глазами, точной копией его собственных, недовольно морщился и нетерпеливо переступал длинными ногами, словно породистый жеребец, которому не терпится сорваться с места. Его приятель вел себя не так нахально, поскольку сыном его не являлся, но тонкие губы его слегка усмехались, что, разумеется, не могло укрыться от Булгакова.

Но больше всех его беспокоила девушка, изящная, с гордо расправленными плечами и длинными темными волосами, разделенными пробором и небрежно заколотыми над высокой шеей. Она откровенно скучала и ей, похоже, было вообще на всех плевать – и на брата, и на его приятеля, которых отчитывал отец, а более всех – на него самого. Она, его девочка, прекрасно знала, что он даже резкого слова в ее адрес себе не позволит. Он души не чаял в дочери, и вот – эти два дурака посмели везти его ангела из аэропорта на байке – слава богу, хоть шлем догадались на нее надеть, дочь до сих пор держала его в руках.

– Ты что, не мог посадить ее в такси? – гремел Булгаков. – Я тебе зачем деньги дал?

– Она б на такси часа три до дома добиралась, – буркнул Антон, достал из кармана скомканные купюры и протянул отцу.

Тот сделал вид, что не заметил протянутых ему денег.

– Пусть три часа! Зато в безопасности!

Он повернулся к приятелю сына:

– Макс! Как ты это допустил?

А Макс тем временем, стоя чуть поодаль, пожирал светло-голубыми глазами Варвару – вернее, ее каштановую макушку.

– Максим! – окрик Булгакова заставил юношу очнуться:

– Что? – спросил он, и это «что» окончательно вывело Сергея из состояния равновесия.

– Я тебе лично объясню – что! Сейчас позвоню твоему отцу, и он посадит тебя под домашний арест. Вот там и подумаешь – что да как.

– Не посадит, – буркнул Макс злорадно. – У меня сессия. А потом практика в ФСБ. Ну, или дед отмажет.

– Повезло, – пробормотал Сергей и перевел взгляд на дочь.

– Варвара!

– Папа́? – девчонка подняла бровь. Сергей чертыхнулся про себя и сжал зубы. Невинный взгляд чуть исподлобья – вылитая мать…

– Что – папа? Представь на минуту, что вы разбились!

– Зачем? – спросила Варя.

– Что значит – зачем? – Сергей старался говорить с ней максимально спокойно.

– Зачем представлять – что мы разбились? – вопрос прозвучал из ее уст и сопровождался таким ангельским взглядом, что у Сергея опустились руки.

– Вы, оба! – повернулся он к юношам. – Вон отсюда!

– Почему? – возмутился Антон. – Чего это – пошли вон? Я, может, в операционную хотел… Мне Григорий Львович обещал дать сегодня зашить…

– Я тебе сейчас покажу – операционную, – рявкнул Сергей. – Вон! А ты – останься…