Хризалида - [4]

Для исхода в иные края.

Дух наш в едином горении,

Не знаю, где ты, где я.

Да святится огонь всесожжения.

Да святятся иные края.

1913, Крюково

«Это ветер, ветер позёмный…»

Это ветер, ветер позёмный

Гонит блеклый лист золотой.

Это к зимней постели укромной

Проскользнула змея на покой.

Это пара стрекоз запоздалых

Надломила сухой стебелек

В былинках бронзово-алых.

Это хрустнул под белкой сучок.

Это отзвук души, упоенной

Гармонией сил мировых.

И сквозь пламень листвы обагренной

К ее смертному ложу подходит Жених.

1913, Крюково

«Если с ветки упала жемчужина…»

Если с ветки упала жемчужина

И в дорожной грязи растворилась,

Это — радость, это — нужное,

Не жалей, что так случилось.

Если с яблони белой слетели

Ароматные рои цветов —

Ближе к гибели, ближе к цели,

К дальней жатве неведомых цвету плодов.

1913, Крюково

«Еще, еще один стремительный…»

Еще, еще один стремительный,

Один неотвратимый круг.

Еще, еще один губительный

Удар твоих любимых рук.

И трубный глас гремит из вечности,

И разверзается земля.

Спасешься ль ты от уз конечности,

Душа плененная моя?

1913, Крюково

«Когда я с тобой говорила…»

Когда я с тобой говорила,

Когда я тебя целовала,

Это всё прощание было,

Всё на волю тебя отпускала.

Но испить ли чашу прощания

Смертному сердцу до дна?

Глубже радости, глубже страдания,

Глубже смерти она.

1913, Крюково

«Не троньте эту былинку, не рвите…»

Не троньте эту былинку, не рвите.

Ее сердце к земле примято.

Ее стебля разрушены нити.

Ей не дожить до заката.

Но пока не устанут дождинки

Ее влагой небесной поить,

Не троньте эту былинку,

Не рвите. Ей сладко жить.

1913, Крюково

«Когда сознанье не вмещает…»

Когда сознанье не вмещает

Того, что жизнь ему несет,

Как вихрь, безумье налетает

И тесный дом наш потрясает,

И паутину мысли рвет,

Всеразрушающим дыханьем

Срывает наш уютный кров.

И то, что звали мы сознаньем,

Умчится в вихре мирозданья,

Сольется с пламенем миров.

1913, Крюково

«Здесь, на этом камне придорожном…»

Здесь, на этом камне придорожном,

Я хотела бы уснуть.

Утомил меня тоской о невозможном

Долгий путь.

Милый друг мой, страннический посох,

Знак моей беспечной нищеты,

У кладбища на рассветных росах

Примешь ты.

Небосклон предутренней звездою

Озарит любви твоей печаль,

Но уже синеет за рекою

Новой жизни даль.

И венец зари жемчужно-алой

Над тобой всё шире, всё ясней,

Мир душе моей усталой,

Дальний светлый путь — твоей.

1913, Крюково

«И снилось мне, что надо мною…»

И снилось мне, что надо мною

Господних сил архистратиг

Небесной молнии стрелою

Пронзил врага у ног моих.

Бессильно тяжко задыхалось

Во прахе мировое зло,

И что-то в сердце загоралось,

И было сердцу тяжело.

Врага ли падшего жалело

Оно сквозь тонкий шорох сна,

Иль биться с ним само хотело,

Иль выпить чашу зла до дна…

Ужасен был средь темной ночи

Архистратига яркий лик,

И молнии метали очи,

И тьму пронзил победный крик.

[1913]

«Кипят мои наговорные травы…»

Кипят мои наговорные травы.

Обступает несметная рать.

Сумрачно-сладкой отравой

Наступает мой час колдовать.

Что вам до меня, легионы,

Живущие в грозных провалах небес,

Вашей власти тяжка мне корона,

Мне не нужно ваших чудес.

Я неведомый миру странник

По окраинам дальним земли.

Я бреду, как нищий изгнанник,

От соблазнов мира вдали.

Но ткете вы паутину свершений

Из огня моего бытия.

И я слышу вздохи рождений,

Которых причиною — я.

И вижу простертые руки,

И в них призраки ваших даров,

И свидания, и разлуки,

И обманы желаний и снов.

Скройтесь, бездомные силы,

Развейтесь в дыму мирового огня,

Я вас не звала, я вас отпустила,

Крестом осеня.

1913, Москва

«Смотрит месяц к нам в окошко…»

Танечке Лурье

Смотрит месяц к нам в окошко.

Таня спит или не спит?

А от месяца дорожка

Через комнату бежит.

Той дорожкой сны проходят —

Серый, белый, голубой.

И шарманочку заводят

Над кудрявой головой.

1913, Москва

«Мне снится часто колыбель пустая…»

Мне снится часто колыбель пустая.

Я знаю — в ней дитя мое спало.

Но где оно — во сне напрасно вспоминаю.

Быть может, отнято, быть может, умерло.

Во сне я помню глаз его сиянье

И нежный пух младенческих кудрей.

И звездный свет, и Божьих уст дыханье

В бездонном сумраке сомнений и страстей.

Но кто-то очи властно мне смежает,

И я уснуть должна. О, эти сны во сне!

Кем отнято дитя — могильный сон мешает,

Могильный сон мешает вспомнить мне.

1913, Москва

«Когда в полночный час младенца Самуила…»

Когда в полночный час младенца Самуила

Воззвал Твой глас,

Его душа во тьме глаза открыла,

И умерла, и к жизни родилась.

1913, Москва

Упавшей сосне

Триста лет стояла она

И сегодня упала.

Е. Гуро

Конец и бурям, и покою,

Звездам, и солнцу, и луне,

И трепету растущей хвои,

И вздохам в зимней тишине.

Но гордость стройного свершенья

В бездумном теле разлита,

И дышит силой пораженье,

И в смерти дышит красота.

1913, Финляндия

«Ловлю потаенные знаки…»

Ловлю потаенные знаки

В склоненьи дорожных берез,

В тоскующем взоре собаки

И в радуге собственных слез.

Недаром заря, пламенея,

На озеро кровь пролила.

Недаром лесная аллея

Была так безумно светла.

Упали две тонкие хвои,

Упали, скрестились на пне…

Крещение ждет нас с тобою,

Крещенье в слезах и в огне.

1913, Уси Кирка

«Паруса утопают крылатые…»

Паруса утопают крылатые

В лиловой полуденной мгле.

Бездумным покоем объятое,

Сердце радо жить на земле.

С безбрежностью моря тающей