Хризалида - [3]

И что было и будет, то есть и теперь.

[1902–1903]

«Испугано сердце твоей красотою…»

Испугано сердце твоей красотою,

Редеющий, гибнущий, призрачный лес.

Овеян улыбкой вершин золотою,

Простор побледневших высоких небес

Уходит всё дальше, уходит всё выше

В немую пустынную чистую даль.

А здесь, на земле, всё прекрасней и тише

О жизни, о сне улетевшем печаль.

На тихой поляне просторно и гладко,

В березовой чаще так странно светло.

И таинство смерти так жутко и сладко,

Так близко к душе подошло.

1904, Кудиново

«Лететь, лететь, но не во сне…»

Лететь, лететь, но не во сне,

Не на тисках аэроплана,

Лететь — как птица в вышине,

Лететь — как ветер океана.

Услышу в трепетных плечах

Прилив знакомого усилья,

И это будет первый взмах,

И это будут крылья, крылья!

[1905?]

«Живая лазурь над вершинами елей…»

Живая лазурь над вершинами елей

Тепла и бездонна, как любящий взор.

В ней чудная тайна святого веселья.

В ней сумраку духа небесный укор.

И ласково светит душе омраченной,

И шепчет живая лазурь с высоты:

«Отдайся мне, любящей, теплой, бездонной,

Отдайся мне, вечной, как ты».

[до 1906]

«Коршун всё ниже, всё ниже кружится…»

Коршун всё ниже, всё ниже кружится.

Вот он — последний миг.

И всё так же, ликуя, струится

Сон цветов полевых.

Знает ли небо, знают ли травы

Предсмертный, смертный страх?

Свято ли им убийства право?

Свершилось! И всё та же сила и слава

И мир на земле. И в небесах.

[до 1906],

Цюрихское озеро

Словно опал драгоценный,

В смутной оправе темнеющих гор

Переливом красы несравненной

Блещет озера тихий простор.

В нем растаяв, лазурь побледнела,

Стало золото чище, нежней.

И заря, умирая, одела

Его розовой тканью теней.

И красив он, опал драгоценный,

И изменчив, как радость людей.

Миг — и нету красы несравненной,

И вода его — ночи темней.

1906

«Больная нежная заря…»

Больная нежная заря

Зеленым пламенем хрустальным,

Не угасая, не горя,

В своем томлении печальном

Не говорит ли нам о том,

Что снится небу жизнь иная,

И мы, как сны его, плывем

К вратам утраченного рая?

[ок. 1906]

«Я умираю, умираю…»

Я умираю, умираю,

О, душность гробовых пелён!

Какая тьма вокруг сырая,

Как тяжек мой могильный сон!

Всё глуше в нем воспоминанья —

И свет, и тень, и сок листвы,

Все утоленья, все желанья

Без пробуждения мертвы.

Но нет в гробу моем покоя,

Тревогу каждый миг несет.

И что за грозное, чужое

В груди трепещет и растет?

Страшусь бесплодности усилья,

Бороться с тьмою не хочу.

…Но что за мной трепещут — крылья?

Я умираю… Я лечу!

[1906* или 1916*]

Перед грозой

Темные ризы у Господа.

Взор омраченный поник.

Ангелы с крыльями черными

В страхе теснятся вокруг.

Слава померкла небесная.

Стелется вихрь по земле…

С темного Лика Господнего

Тяжко упала слеза.

[1907]

Три пapки

Вынула жребий Лахезис слепая,

Клото прядущая нити взяла;

Клото безмолвная, Клото глухая,

Черные нити покорно свила.

Парка седая, привратница Ночи,

Пряжи коснулась Атропа сквозь сон.

Черная мгла застилает мне очи…

Слышу, как веслами плещет Харон…

[1907]

«Не всё ли равно, где умирать…»

Не всё ли равно, где умирать

И где умереть.

Да свершится всё, что суждено,

И ни о чем не надо жалеть.

Крепка небесная твердь,

А слабую нашу нить

Работница Божья Смерть

Поспешит обновить.

[1908*]

«Опасно сердце открывать…»

Опасно сердце открывать:

К сердцам открытым близок нож.

Опасно душу отдавать:

Отдавши душу, не вернешь.

И будешь по свету кружить,

И будешь ночью ворожить,

Чтоб след души своей найти,

Чтоб сердце как-нибудь спасти…

«Такая тишина, что ловит чуткий слух…»

Такая тишина, что ловит чуткий слух,

Как вереск отцветает,

Как за стеклом окна легко, легко, как пух,

К земле снежинка приникает.

Душа глаза раскрыла широко

И смотрит вдаль.

И ей светло, и чудно, и легко

Нести свою печаль.

Святой алтарь глядит в мое окно

Созвездием лампад.

А сердцу было встретить суждено

Любви нездешней взгляд.

1911, Москва

«Мой спутник, светлый и таинственный…»

Мой спутник, светлый и таинственный,

Тропой, неведомою нам,

Тропой бездумной и единственной

Меня ведущий к небесам,

Земного нет тебе названия,

Но ты во мне, и я в тебе.

Моя душа — твое дыхание,

Твоя судьба в моей судьбе.

1911, Крюково

«Колыбель моя качается…»

Колыбель моя качается

В безднах света мировых.

Кто-то Светлый наклоняется,

Сторожа заветный миг,

Чтобы взять дитя уснувшее

В свой таинственный покой,

Где покоится минувшее

И веков грядущих рой.

[1912* или 1922*]

«О дух, исполненный гордыни…»

О дух, исполненный гордыни,

Не для тебя Христос Воскрес.

Твоей отверженной пустыни

Не увлажнит роса небес.

Твои молитвы не угодны

Первоисточнику любви,

Твои скитания бесплодны,

Пути неправедны твои.

Иди во мрак, задув лампаду.

Быть может, с высоты высот

Тебя в кругу последнем ада

Отец отыщет и спасет.

1913, Пасха. Воронеж

«О листья, листья золотые…»

О листья, листья золотые,

Вы пили воздух и лучи,

В шатры сплетенные густые,

Шептались с ветрами в ночи,

Но в дни сияющие лета

И в утра алые весны

Не знали вы такого света,

Такой блаженной тишины.

И ваше легкое шуршанье

Над этой светлой тишиной

Звучит таинственней молчанья,

Звучит как голос неземной.

1913, Крюково

«Жизнь твоя — чаша хрустальная…»

Жизнь твоя — чаша хрустальная.

Вино ее — кровь моя.

Да святится жертва пасхальная

Для исхода в иные края.

Плоть моя — агнец заклания.

Нож ее — жизнь твоя.

Да свершится твое дерзание