Христосиада - [17]

Её там просто не было вообще.

Пусть пламя возгорится из искры! –

Мы вовремя сумели искру взять.

Но чтоб горели в темноте костры,

Сначала дров должны мы наломать.

Зачем вошел, ты помнишь ли ещё?

За правдой если, так она в ногах.

И чудится зубов блестящий щёлк…

А может, Минотавр – твой личный страх?

Когда фонарь погаснет среди тьмы

И сердце сразу в горле застряёт,

Что видят даже светлые умы,

Когда снаружи их никто не ждёт?

Когда вас не соединяет нить,

Вся теплая от света изнутри,

Не может темнота к себе манить:

Получше на свету всё рассмотри.

А если в тьму пришёл из темноты?

И возвращаться надо снова в тьму?

А позади – сгоревшие мосты? –

И возвращенье вроде ни к чему.

А если взял не нить – бикфордов шнур?

Ошибка жизни стоит не одной.

И пусть не воровал сегодня кур,

Так почему дрожит тогда ладонь?

Когда б она касалася руки,

А та – ещё, и так – живая цепь,

Тогда б на свете не было тоски

И в темноте. И в мире. И в лице.

Убьёшь ты Минотавра, или нет, –

Покажется пусть даже, что убил,

Но если сможешь свой оставить след,

Не скажут ли потом: «Он наследил»?

Привыкнуть к мраку сможет ли иной,

Когда за правду выдаётся ложь?

Но вдруг внезапно вспыхнет свет дневной –

Ослепнешь, или что-нибудь поймёшь?

Казалось, бродишь в лабиринте век,

От темноты готов сойти с ума…

А может быть, не поднимал ты век?

Снаружи ли, внутри – вся эта тьма?

Быть может, стоит веки распахнуть

И посмотреть на всё во все глаза –

И ты увидишь предстоящий путь,

Ночные страхи сможешь рассказать.

Путь впереди, пускай и не прямой,

Ты выбрал сам, и знаешь, как идти,

Мечтая: навсегда расстался с тьмой –

Вдруг видишь Минотавра на пути.

И, меч сжимая в дрогнувшей руке,

В себе стремишься отыскать кураж…

Но тает Минотавр невдалеке

И понимаешь: это всё мираж.

Опять одна дорога пред тобой,

Деревья сбоку скрыли дали вид.

И кажется, что выиграл ты бой,

А сколько впереди их предстоит?

Пусть страх исчез, однако на свету

Ты боевой утрачиваешь пыл.

Свою мечту унёс ты в темноту –

В ней нить и Ариадну ты забыл?

Ведь нити нет в руке, и всё светло,

Как будто сам ты в световод вошёл.

А что ушло – взаправду ли ушло?

Как убежать от сковывавших шор?

И светонить – исчезла где она?

Быть может, связан Минотавр был ей?

Она при свете вроде не нужна,

Но без неё – темнее и больней.

Всё если тьмой покроется опять

И лабиринтом станет вновь маршрут,

Вы нить с собой не позабудьте взять:

Ей Минотавра хорошо вязать –

Надёжней нет для Минотавров пут.

Дорога снова вьётся впереди,

А ты назад попробуй оглянись,

На путь, тобой пройдённый, погляди.

Не рана ли в груди зовется – жизнь?

Пусть кажется: всё позади – не так,

И надо бы вернуться, изменить.

И кто-то подает оттуда знак…

И будто бы в руке – все та же нить…

Что светлого вы вспомните о тьме? –

Как тяжело хоть что-нибудь терять?

Да и в своем ли станемся уме,

Коль будем бесконечно повторять?

Теперь пойдём дорогою другой…

Но чудится опять мышиный писк,

Бетонный пол – трава ли под ногой?

А вдалеке – светляк иль солнца диск?

Хоть не был ранен и не нужен бинт

И не встречался жуткий Минотавр,

Но не понять: прошёл ли лабиринт,

Иль до сих пор всё так же бродишь там.

* * *

Когда уходят люди в монастырь,

То, говорят, они стремятся к Богу.

Читающий меня, кто б ни был ты,

Не торопись к подобному итогу.

Ведь был когда-то Иисус Христос,

И он отправился навстречу людям.

Пусть не сумел он свой решить вопрос,

Но мы о том пока не позабудем.

Он снова должен будет к нам прийти,

А если в монастырь мы соберёмся,

То вряд ли повстречаем по пути –

Скорей всего, мы просто разминёмся.

* * *

Меня Христос крестил во Иордани,

Трещал тридцатиградусный мороз.

И, надо мною простирая длани,

Иисус едва, признаться, не замёрз.

Он ёжился, стыдясь слегка попрыгать,

По-ямщиковски хлопнуть по плечам.

Когда б хотел, я б мог дождаться мига,

Когда бы он от холода зачах.

И будь на месте на моем фанатик,

В священный ступор падающий враз,

Замёрз Христос бы. Но шепнул я: «Нате!

Погрейтесь в сердце вы моем сейчас!»

Исчез Христос. Мне показалось, в сердце

Я на мгновенье тяжесть ощутил.

И если кто захочет вдруг погреться,

То пусть туда попробует войти.

* * *

Когда уходят люди в монастырь,

То, говорят, они стремятся к Богу.

Читающий меня, кто б ни был ты,

Не торопись к подобному итогу.

Ведь был когда-то Иисус Христос,

И он отправился навстречу людям.

Пусть не сумел он свой решить вопрос,

Но мы о том пока не позабудем.

Он снова должен будет к нам прийти,

А если в монастырь мы соберёмся,

То вряд ли повстречаем по пути –

Скорей всего, мы просто разминёмся.

* * *

Меня Христос крестил во Иордани,

Трещал тридцатиградусный мороз.

И, надо мною простирая длани,

Иисус едва, признаться, не замёрз.

Он ёжился, стыдясь слегка попрыгать,

По-ямщиковски хлопнуть по плечам.

Когда б хотел, я б мог дождаться мига,

Когда бы он от холода зачах.

И будь на месте на моем фанатик,

В священный ступор падающий враз,

Замёрз Христос бы. Но шепнул я: «Нате!

Погрейтесь в сердце вы моем сейчас!»

Исчез Христос. Мне показалось, в сердце

Я на мгновенье тяжесть ощутил.

И если кто захочет вдруг погреться,

То пусть туда попробует войти.

«Я захлопнул тетрадь…»

Я захлопнул тетрадь

И подвел я черту.

Для чего мне писать?

Я пишу в пустоту.

Я пишу в пустоту,

Здесь сомнения нет –

Я прикручен к кресту