Христианское человеколюбие. В чем его смысл? - [21]
Теперь попытаемся взглянуть на указанное послание с точки зрения марксистско-ленинского понимания гуманизма. Еще на заре социалистического движения пролетариата молодой Фридрих Энгельс писал: «…рабочие, с которыми обращаются, как с животными, либо на самом деле уподобляются животным, либо черпают сознание и чувство своего человеческого достоинства только в самой пламенной ненависти, в неугасимом внутреннем возмущении против власть имущей буржуазии. Они остаются людьми, лишь пока они исполнены гнева против господствующего класса; они становятся животными, когда безропотно подставляют шею под ярмо и пытаются только сделать более сносной свою подъяремную жизнь, не думая о том, чтобы от этого ярма избавиться»[73].
Исходя из такой поистине гуманистической позиции, можно заметить, что раб Онисим попытался было стать человеком, выразил свой протест против «подъяремной жизни», убежав от господина. Даже до своего бегства «он был негоден» для рабовладельца Филимона, так как ненавидел его, терпел лишь из страха и мог пойти на любой шаг, вплоть до убийства, ради своего освобождения, как шли на это тысячи и тысячи других рабов. Но вот в тюрьме беглый раб познакомился с христианским учением. Проповедник новой религии смирил его протестующую душу и вернул ее вместе с телом теперь уже в окончательное рабство, правда, окрашенное иллюзорной надеждой на посмертное вознаграждение. Теперь он стал «годен», абсолютно безопасен рабовладельцу, будет верно служить ему «не как раб», а как «брат возлюбленный». Совершилось действительно «чудесное» преображение раба: то, чего не смог достичь рабовладелец кнутом, достиг христианский проповедник проповедью «любви». Из раба негодующего Онисим превратился в раба кроткого, покорного. Он будет теперь «безропотно подставлять шею под ярмо», «не думая о том, чтобы от этого ярма избавиться».
Фактическое же положение раба нисколько не изменилось, да это, как мы видели, и не волнует проповедников религии «любви». Их интересует лишь «внутренний» человек. А внутренне как раз Онисим и изменился. Раньше он лелеял мечту об освобождении, жил ею и, наконец, совершив побег, ощутил на миг свободу, был счастлив, почувствовав себя человеком. Может быть, готовился даже взяться за оружие, как брались другие беглые рабы.
Но, став христианином, уверовав в «тщетность» «временной мирской» жизни, он будет с тупой покорностью животного нести рабское ярмо. Ведь «любовь… все покрывает… все переносит» (1 Кор. 13, 4–7). Религия отняла от него земной смысл жизни, ради которой он рвался к свободе, а для жизни «небесной» земная свобода не обязательна. Теперь он «годен» рабовладельцу, зато не годен для братьев своих по рабству, так как отказался от борьбы за свое и их освобождение.
Владимир Ильич Ленин очень верно заметил, что есть три категории рабов. «Раб, сознающий свое рабское положение и борющийся против него, есть революционер. Раб, не сознающий своего рабства и прозябающий в молчаливой, бессознательной и бессловесной рабской жизни, есть просто раб. Раб, у которого слюнки текут, когда он самодовольно описывает прелести рабской жизни и восторгается добрым и хорошим господином, есть холоп, хам»[74].
Тысячи лет длилась рабовладельческая формация, а рабы оставались просто рабами, не сознавая своего рабства. Но этот «золотой век» для рабовладельцев окончился. Римское государство с его классическим рабством стало ареной величайших социальных потрясений. Рабы возмутились своим положением, поднялись на вооруженную борьбу. Они становились революционерами. Самым крупным выступлением рабов было восстание во главе со Спартаком в 74–71 годах до нашей эры. Рабовладельцы жестоко расправились с восставшими. Их усмиряли огнем и мечом, бросали на растерзание хищным зверям, распинали на деревьях, усмиряли страхом. Но раб только из страха — плохой раб, так как держал в страхе и своего господина. Он смирялся перед силой, но его бессильная ненависть была опасна. Самый надежный раб — это раб по духу, «холоп, хам». Христианство своей проповедью «любви» как раз и>- воспитывало рабов третьего рода — холопов. В данном случае не имеет значения, хотели проповедники помочь рабам, «утешив» их надеждой на спасение, или рабовладельцам, укрепив их власть над рабами. Важна не субъективная точка зрения приверженцев религии, не то, что они думали, а практический результат их учения. На практике же проповедь «любви» не расшатывала рабовладельческий строй, а укрепляла его, оттягивала неминуемую гибель.
Так было и на протяжении последующих антагонистических формаций — и феодализма, и капитализма.
При этом следует заметить, что реакционный характер проповеди «всеобщей любви» не поддается непосредственному прямому разоблачению, так как истинный смысл ее скрыт за сладенькой фразой о взаимной любви раба и господина. Но тем лучше она способна служить интересам эксплуататоров. Вскрывая объективную социальную роль обращения доброго деревенского «батюшки» к помещикам и купцам с предложением жить «по божецки», любить своего ближнего и подставлять правую щеку, когда ударят по левой, В. И. Ленин писал: «Помещики и купцы слушают проповедь, продолжают утеснять и грабить народ и восторгаются тем, как хорошо умеет „батюшка“ утешать и успокаивать „мужичков“»
