Христианский Восток и Россия - [43]

Шрифт
Интервал

. Во время дворцовой церемонии Гавриил преподнес только «крест деревян резной, перст св. первомученика Стефана, миро св. Даниила, архиепископа Сербского»[518]. Возможно, указанные Павлом святыни принадлежали лично печскому архиепископу, но были взяты им в дальнее путешествие (после Москвы Гавриил направился на поклонение к Гробу Господню) неслучайно. Они могли остаться и в России, однако документального подтверждения данного факта нет. Сама вероятность распространения реликвий среди русской знати не вызывает сомнений. Макарий Антиохийский и его спутники раздаривали московским вельможам «частицу мощей какого-либо святого; затем: миро, яркие свечи, землю из Иерусалима, Вифлеема, с берегов Иордана, частицу от столпа св. Симеона Алеппского, стираксу, финики, ладан, пять-шесть кусков благовонного мыла и столько же алеппского… ибо они принимают это в виде благословения, но радуются только святыням и древним иконам». Ангорские ткани, шелковые газские салфетки и мохнатые полотенца русские брали неохотно, «так как этого у них много»[519].

В январе 1657 г. Москву посетил «Левкадцкого монастыря архиепископ Матфей»[520]. В досье Посольского приказа монастырь назван еще Левкадонским, а приезжий проходит по документам как «левиацкой архиепискуп»[521]. Из этого, неизвестного в России, монастыря прислали святыни: образ святого праведного Алексея Человека Божия, крест резной – для царя, и резной же крест, в серебряной оправе с бирюзой, для юного царевича[522]. Благодаря рекомендательной грамоте антиохийского патриарха Макария и священным реликвиям архиепископ Матфей получил царское жалованье, соответствующее его статусу[523].

В сентябре 1658 г. во дворце принимали Погоянинского митрополита Даниила и македонского митрополита Никифора[524]. В деле сохранились греческие автографы владыки Даниила, где он подписывается погоянинским архиепископом[525], хотя в 1656 г. он был уже отставлен от кафедры, а в 1657 г. посвящен в митрополиты г. Варны[526]. Возможно, Даниил полагал, что греческие епархии имеют при русском дворе преимущества по сравнению со славянскими, или хотел отметить, что уже бывал в России в качестве погоянинского архиепископа в конце 1651 г.[527] Митрополит Даниил преподнес государю резной крест, а царевичу Алексею Алексеевичу – мощи архидьякона Стефана. Македонский митрополит Никифор подарил царю также кипарисный, обложенный серебром, крест, мощи Григория Богослова, а царевичу Алексею – образ Спаса на престоле в серебряном венце, с затворами[528].

Определенные проблемы при анализе актов возникают с толкованием статуса архиепископа Кирилла, прибывшего из Успенского монастыря «г. Сикиза»[529]. В Путивле он назвался митрополитом[530]. В Москве же его представили царю как архиепископа. Архиепископ Кирилл привез с собой для подношения Алексею Михайловичу мощи первомученика архидьякона Стефана, росный ладан, мыло[531]. Интересно сравнить дары митрополита Кирилла с подарками греческого купца Христодула Иванова, который присутствовал на том же приеме в Кремле. Купец поднес государю «шандан хрустальной, оправлен золотом, с каменьи, с яхонтики червчатыми и с ызумруды; перстень золот с алмазы, дерево касия в 100 золотников, мыло еросалимское»[532].

Осенью 1659 г. был у государя на приезде «Погоянинского монастыря архиепископ Нектарий»[533] со спутниками. Он привез Алексею Михайловичу образ всемилостивого Спаса, образ святых верховных апостолов Петра и Павла, а также резной крест[534]. Описание приема во дворце не сохранилось.

В середине XVII в. русское правительство поддерживало активные отношения со многими православными монастырями Востока. Наиболее стабильные связи поддерживались с афонскими обителями. Монахи Святой Горы приходили в Москву регулярно, хотя интенсивность контактов зависела не только от внешнеполитической ситуации, которая временами препятствовала совершению дальних путешествий в российскую столицу, но и от экономических проблем, с которыми сталкивался тот или иной монастырь. В этом смысле судьбу русского Пантелеймонова монастыря можно считать наиболее показательной.

Обитель св. Пантелеймона неоднократно переживала периоды расцвета и запустения, когда жизнь в ней почти замирала. В 1584 г. царь Иван Грозный направил на Афон, в том числе и в русский монастырь, большую милостыню. Его посланцы не выполнили поручения, так как монастырь был заброшен («пуст») и предназначенная для него милостыня была передана другим афонским обителям[535].

Когда в январе 1660 г. в Путивле появились архимандрит Дионисий, келарь Хрисанф, черный поп Досифей из Пантелеймонова монастыря, они предъявили жалованную грамоту Михаила Федоровича 1626 г.[536], заявив, что «ис Понтелемонова монастыря архимариты и строители и простые старцы после 134 (1626) году на Москве нихто не бывали»[537]. Попав в Москву, архимандрит Дионисий от имени всей братии поднес на приеме в Кремле святыни: часть мощей александрийского архиепископа Афанасия, образ святого Пантелеймона царю, а также часть мощей и образ Пантелеймона царевичу Алексею Алексеевичу[538].

Более интенсивными были связи России с Иверским афонским монастырем, старцы которого жили в Москве в Никольском монастыре, попеременно сменяя друг друга. В феврале 1661 г произошла очередная смена архимандрита и братии


Рекомендуем почитать
Могила Ленина. Последние дни советской империи

“Последнему поколению иностранных журналистов в СССР повезло больше предшественников, — пишет Дэвид Ремник в книге “Могила Ленина” (1993 г.). — Мы стали свидетелями триумфальных событий в веке, полном трагедий. Более того, мы могли описывать эти события, говорить с их участниками, знаменитыми и рядовыми, почти не боясь ненароком испортить кому-то жизнь”. Так Ремник вспоминает о времени, проведенном в Советском Союзе и России в 1988–1991 гг. в качестве московского корреспондента The Washington Post. В книге, посвященной краху огромной империи и насыщенной разнообразными документальными свидетельствами, он прежде всего всматривается в людей и создает живые портреты участников переломных событий — консерваторов, защитников режима и борцов с ним, диссидентов, либералов, демократических активистов.


Отречение. Император Николай II и Февральская революция

Книга посвящена деятельности императора Николая II в канун и в ходе событий Февральской революции 1917 г. На конкретных примерах дан анализ состояния политической системы Российской империи и русской армии перед Февралем, показан процесс созревания предпосылок переворота, прослеживается реакция царя на захват власти оппозиционными и революционными силами, подробно рассмотрены обстоятельства отречения Николая II от престола и крушения монархической государственности в России.Книга предназначена для специалистов и всех интересующихся политической историей России.


Переяславская Рада и ее историческое значение

К трехсотлетию воссоединения Украины с Россией.


Древнегреческие праздники в Элладе и Северном Причерноморье

Книга представляет первый опыт комплексного изучения праздников в Элладе и в античных городах Северного Причерноморья в VI-I вв. до н. э. Работа построена на изучении литературных и эпиграфических источников, к ней широко привлечены памятники материальной культуры, в первую очередь произведения изобразительного искусства. Автор описывает основные праздники Ольвии, Херсонеса, Пантикапея и некоторых боспорских городов, выявляет генетическое сходство этих праздников со многими торжествами в Элладе, впервые обобщает разнообразные свидетельства об участии граждан из городов Северного Причерноморья в крупнейших праздниках Аполлона в Милете, Дельфах и на острове Делосе, а также в Панафинеях и Элевсинских мистериях.Книга снабжена большим количеством иллюстраций; она написана для историков, археологов, музейных работников, студентов и всех интересующихся античной историей и культурой.


Психофильм русской революции

В книгу выдающегося русского ученого с мировым именем, врача, общественного деятеля, публициста, писателя, участника русско-японской, Великой (Первой мировой) войн, члена Особой комиссии при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России по расследованию злодеяний большевиков Н. В. Краинского (1869-1951) вошли его воспоминания, основанные на дневниковых записях. Лишь однажды изданная в Белграде (без указания года), книга уже давно стала библиографической редкостью.Это одно из самых правдивых и объективных описаний трагического отрывка истории России (1917-1920).Кроме того, в «Приложение» вошли статьи, которые имеют и остросовременное звучание.


Машина-двигатель

Эта книга — не учебник. Здесь нет подробного описания устройства разных двигателей. Здесь рассказано лишь о принципах, на которых основана работа двигателей, о том, что связывает между собой разные типы двигателей, и о том, что их отличает. В этой книге говорится о двигателях-«старичках», которые, сыграв свою роль, уже покинули или покидают сцену, о двигателях-«юнцах» и о двигателях-«младенцах», то есть о тех, которые лишь недавно завоевали право на жизнь, и о тех, кто переживает свой «детский возраст», готовясь занять прочное место в технике завтрашнего дня.Для многих из вас это будет первая книга о двигателях.