Хрен знат - [34]

Если сравнивать то, что я сделаю лет через сорок с гаком и то, к чему приложил руки неизвестный элеваторский сварщик, это земля и небо. Во-первых, плита из ковкого чугуна была тяжелее и толще моей. Во-вторых, качество сварки. Мастер, не напрягаясь, рисовал корабельный шов и, в отличие от меня, умудрился нигде не "насрать". А в-третьих, он работал с железом, которому нет сноса. Настоящее, выплавленное людьми для людей.

Была у меня в той жизни проблема с вибростолом. После замены подшипника, начало рвать болты крепления двигателя. Менял по десятку в день, пока "автоген-ака" из электросетей не надоумил. "Ты, - говорит, - наверное, болты покупные поставил? Никогда так не делай! Их сейчас лепят из порошка. Чуть где слабина - срезает на раз. Поставь старенькие, совдеповские, они не блестят, а работают".

Электромонтаж, скорее всего, выполнял Петро. Здесь тоже все было сделано по уму, только кабель коротковат.

А тем временем, в нашей большой комнате, набирало голос застолье. Круглый стол, как всегда, был застелен клеенчатой скатертью. В центре его красовался стеклянный графин с выпуклыми виноградными гроздьями на боках. Даже тень от него отражалась на гладкой поверхности насыщенным алым пятном. Когда оно выцветало, дед брал опустевшую тару, и спускался в неглубокий подвал, где в темной плетеной бутыли плескалось вино прошлогоднего урожая.

Бабушка была на ногах, она строго следила за тем, чтобы гости наелись от пуза. Для них это был полноценный ужин. Мужики, привыкшие к сухомятке, с удовольствием опрокинули по две тарелки борща и теперь, не спеша, ковыряли свои котлеты. Да только все равно захмелели.

Время от времени, все выходили во двор потабачить. Петро в пятый раз рассказывал, как подбивал сварщика Сидоровича на сверхурочный труд, как тот удивлялся, когда небольшая кучка песка, после пробной трамбовки, вдруг, обрела плотность слежавшейся глины, и все обращал внимание общества на качество шва: "Это ж он пьяным лепил!"

Потом все ушли в дом, но вскоре вернулись назад, чтоб привести в действие "чудо машину". Петро пошел на смолу за мотком кабеля и не вернулся. Дядя Вася отправился искать своего кума и тоже пропал. Дед еще с полчаса потынялся, покурил во дворе, сказал "черт его знает" и тоже ушел спать. Бабушка занялась уборкой, мытьем посуды, а я наведался на смолу.

Дядя Петя лежал в позе зарубленного кавалериста рядом с точно такой же виброплитой, как у меня. Только двигатель был немного новей. Наверное, он обо что-то споткнулся, потерял равновесие, а потом решил вообще не вставать, потому, что и так хорошо. Василий Кузьмич спал сидя, прислонившись спиной к колесу будки. Возле его ног визгливо брехал приблудный щенок.

Со стороны переезда послышался шум мотора. Сквозь дырку в заборе я приметил УАЗ "таблетку" с красным крестом на борту. Вздымая дорожную пыль, скорая помощь просквозила мимо меня и скрипнула тормозами у подворья Погребняков. Фельдшер в белом халате выпрыгнул с пассажирского места, достал из кузова саквояж и постучался в калитку. На шум, из своих дворов, высыпали соседи.

Я шагал на ватных ногах, душой понимая неизбежность происходящего. Минут через пять вывели дядьку Ваньку. На его пожелтевшем лице застыла беспомощная улыбка.

На углу, рядом с нашим проулком, стояла бабушка Катя - в неизменных калошах, халате и цветастом платке, маскирующим бигуди. Она цепко взяла меня за руку и требовательно спросила:

- Что с ним?

- Рак, - хрипло ответил я. - Через три недели сгорит.

Глава 8. День предпоследний

Я еще спал, когда дед уехал на рынок. Сквозь закрытые ставни с улицы доносилась петушиная разноголосица. Лучик солнца, проникший сквозь узкую щель, обозначил на шифоньере яркую вертикаль. В маленькой комнате было тихо. Будильник указывал на без десяти восемь.

Бабушка хлопотала у летней печки. Она больше не грела мне воду для умывания. Во всяком случае, так было последние два дня. От этой простенькой мысли мне стало грустно. Я, со вздохом, оторвал от календаря еще один лист: воскресенье, 28 мая. Завтра меня не станет. Ах, как не хочется, чтобы это случилось в классе, во время урока, на глазах у Филонихи!

Я сбегал к колодцу за холодной водой. На ходу, поздоровался с бабушкиной сестрой. Вдоль стены ее дома, рядом с дорожкой, были проложены две рельсы от узкоколейки. Между ними разбит цветник. Дед Иван работал тогда ездовым, в магазине при железной дороге. Он расстарался.

Бабушка Паша называла меня "чудо ребенком". Так повелось с самого первого дня, когда я, четырехлетний пацан, впервые проник на их половину. Взрослым иногда нужно побыть наедине, поэтому меня отправляли в гости.

- Чем тебя угостить, что ты любишь больше всего? - поинтересовалась она, выгребая из вазы печение и конфеты.

- Картошку на сковородке с яичницей! - отчеканил я скороговоркой, к ее вящему изумлению.

Любила меня Прасковья Акимовна. Не так, как своих внуков, но все же любила. Я ведь, считай, вырос у нее на глазах. Каждый год, первого сентября, она собирала в букет самые пышные георгины, чтобы я их отнес в школу, своей учительнице. Вот и сейчас, дождалась, когда я вернусь обратно с полными ведрами, чтобы спросить: