Хрен знат - [26]

Мой аппарат затрещал, и стал деловито постукивать. На поверхности почвы проступила лужица влаги.

- Ни себе хрена! - удивился Культя, - это сколько же надо ручною трамбовкой землю охаживать, чтобы дойти до воды!

- Слабовато! - сказал Петро и стал сматывать провода. - Бут под фундамент эта хреновина ни за что не протопчет, посади ты ее хоть на чугун. Сантиметров пятнадцать песка - это да, в самый раз. Только Кулибин все равно молодец. Ты свой вчерашний чертеж еще не скурил? - он повернулся в мою сторону и весело подмигнул.

- Нет, - пропищал я.

- Вот и отлично. Тащи-ка его скорее сюда.

Я вернулся минут через пару минут. Протянул тетрадный листок с эскизом и чертежами. Петр Васильевич внимательно его осмотрел, как будто бы раньше не видел, кое-что уточнил:

- Это что за хреновины в месте крепления ручки?

- Сайлентблоки от "Москвича". Ну, втулки такие, резиновые, чтоб не сушило руки.

- А колеса зачем?

- С места на место переезжать.

- Лишнее... колеса здесь не нужны. Они усложняют конструкцию и будут ломаться в первую очередь. Проще плиту с двух сторон закруглить.

- Можно и так, - согласился я.

- Нет, ты видишь, Кузьмич, - вдруг засмеялся Петро, - какой толковый пацан? "Можно и так", говорит!

Что-то, наверное, с этой фразой было у них связано.

Мужики беззлобно захохотали. В другое время, я бы обиделся и ушел. Сейчас терпеливо ждал, хоть, честно сказать, не знал, куда себя деть. Сам виноват. Нужно было им отвечать с поправкой на возраст.

Вечерело. Шальной ветерок бережно перебирал гроздья зеленой глючины. На деревянном столбе истошно орала горлица: "Че-куш-ку! Че-куш-ку!"

Увидев, что я заскучал, дядя Вася тряхнул меня за плечо:

- Не обижайся, Кулибин. Просто Семен Михайлович, начальник грузового участка, тоже всегда говорит, "можно и так".

- Надумаешь делать плитку, - сказал, отсмеявшись, Петро, - про мыло забудь. Это дело такое: с концентрацией не угадаешь - все прахом пойдет. Немцы, в таких случаях, добавляют в раствор кровь. Специально привозят с бойни. Так что, будет бабка цыпленка рубать, ты не зевай. На наше оцинкованное ведро - четыре-пять капель. И не надо армировать.

Я ушел с пустыми руками. Трамбовку с эскизом Петр Васильевич придержал у себя. Сказал, что "надо мараковать". Я не мог предсказать его дальнейшие планы. Для меня этот человек был загадкой. Память о детстве хранит все, а он почему-то в ней не удержался. Наверное, близко не сталкивались. Не было в нем ни ярких примет, ни внешней харизмы. Не привлек он мальчишеского внимания.

Бабушка ковырялась на островке. Сквозь заросли ивняка, мелькал ее белый платок. Я перешел через речушку вброд, на всякий случай, спросил:

- Дядя Петя, а кто он такой? Почему я его раньше не замечал?

- Петька то? Оттого и не замечал, что он из Москвы недавно вернулся. На заработки ездил, за длинным рублем. Это кум Василия Кузьмича. Он на смоле давно, но больше наездами.

Она уже подпушила оставшиеся четыре рядка и теперь собирала в кучку, срезанные мной кустики молочая. Это, конечно, сорняк, но куры любят его на драку. Больше, чем коты валерьянку.

Я хотел еще что-то спросить, но бабушка перебила:

- Иди, там тебе дед приготовил работу.

Во дворе меня ожидали два ведра кукурузы в початках и четыре снопа проса. Ну да, впереди воскресенье, базарный день. Деду нужно успеть навязать веников. Сам он сидел у входа в сарай и готовил лозу. Каждый побег вербы нужно было расщепить надвое, выбрать ножом сердцевину и запарить в ведре с кипятком. Только тогда вязки на ручках обретут благородный коричневый цвет, а сам веник будет похож на тот, что рисуют художники в своих иллюстрациях к сказкам.

Я в таких случаях не заморачивался. Провязывал ручку белой полипропиленовой нитью. Вид, понятное дело, не тот, но на качестве это не сказывалось. Главное - скорость. Вязать приходилось в количествах, приближенных к промышленным. Семь КАМАЗов сырья с гектара - это вам не хухры-мухры.

Была у меня приспособа и для очистки семян с веничья - полый большой барабан, с наваренными на поверхность гвоздями, кусками прутка и прочим железным хламом, сидящий на электрическом двигателе. Я включал его в сеть, семена, под своей тяжестью, ложились на барабан и, соприкасаясь с ребристой поверхностью, разлетались в разные стороны. К концу рабочего дня, по двору было трудно ходить. Ноги вязли в густом, красно-коричневом слое. Вечером приезжал знакомый мужик, и выгребал все под метелку. Он разводил бройлеров в подвале своего дома и тоже "ковал железо, пока горячо" - вдруг, передумаю? Ведь никто, кроме меня, не дал бы ему и ведра бесплатного корма.

Дед работал еще по старинке: в основе - железная полоса из проволоки-катанки, на брезентовом ремешке - деревянная ручка, с пробитой понизу точно такой же проволокой. Вставил в раскрытый зев пару метелок, придавил, потянул на себя.

Я делал эту тупую работу, и вспоминал о будущем. Был в моей жизни долгий период, когда только веники и помогли выжить.

Лет через тридцать пять, меня научит этому ремеслу дедушка Ваня, мой родственник и сосед, после смерти бабушки Паши, оставшийся бобылем. На зиму он уезжал к дочери в Сочи. Запирал изнутри все двери, прыгал через забор - и на вокзал. И в восемьдесят лет прыгал, и в девяносто, и в девяносто пять.