Хрен С Горы - [89]

— Узнай, сколько лет он ещё должен работать на Того, Кто Ходит Между Деревнями И Меняет Разные Вещи — велел я. Баклан перевёл. Выслушав ответ тузтца, начал пересказывать: «Ему осталось ещё больше девяти дождей».

— Спроси у него, что он будет делать, если я отпущу его.

— Ты на самом деле хочешь отпустить этого тузтца? — вохеец посмотрел на меня с недоумением.

— Спрашивай — повторил я с нажимом.

Баклан послушно обрушил на пленного поток шипящих и гортанных звукосочетаний. Тот переспросил о чём-то. Мой переводчик раздражённо ответил. Тагор озадаченно переводил взгляд с меня на Итуру. Потом, мрачно усмехнувшись, заговорил. Баклан слушал, не перебивая.

— Тузтец говорит: «Если вашему вождю хочется моей смерти, то пусть прикажет вот этом воину, чтобы он заколол меня» — вохеец кивнул на Гоку — «Зачем издеваться. Он же сам знает, что вокруг столько людей, чьих родственников убили (непонятное слово, видимо — обозначающее стрелу или стрелы), посланные моей рукой».

— Скажи ему, что у нас не принято держать людей в плену так долго, как в Вохе и Тузте. Зато принято уважать храбрость в бою. Воины из других отрядов могут желать его смерти. Но пока он с моими людьми, он может не опасаться за свою жизнь.

Баклан принялся старательно переводить. Тагор слушал с недоверчивым выражением на лице.

— Он говорит… — Итуру замялся — Что не понимает, почему ты готов отпустить его.

— Скажи, что мне интересно слушать рассказы о других землях. А когда рассказчик делает это не из-под палки, то получается занимательнее и веселее. Ну и конечно, я хочу научиться сам и научить своих людей пользоваться его оружием, которое позволяет убивать врага издалека.

Пленный, выслушав мой ответ в переводе, усмехнулся. О чём-то спросил вохейца, на что получил короткий ответ, в котором, как мне показалось, прозвучало моё имя. Затем он, гордо приподняв голову, начал размеренно говорить.

«Тагор из рода Тхшелу клянётся Тхшелу-Мешшсом (так, по крайней мере, восприняли мои уши) — прародителем своего рода, и Ншешбу-Хшкушшсом — повелителем громов и молний и покровителем воинов» — начал в этот раз переводить Баклан, не дожидаясь окончания речи — «В том, что не причинит никакого зла или ущерба вождю Сонаваралинге и его людям — как своим действием, так и своим бездействием. Ещё Тагор из рода Тхшелу клянётся в том, что не сбежит от вождя Сонаваралинги и его людей. Взамен Тагор из рода Тхшелу просит оставить в живых троих воинов из его отряда, которых люди вождя Сонаваралинги взяли в плен вместе с ним».

— Итуру, скажи, что я и не собирался убивать их — ответил я и добавил, оборотясь к Гоку — Развяжи чужаку руки. Только приставь к нему пару воинов поопытнее, и держите пока отдельно от остальных из его отряда. Ну и пусть покормят и дадут напиться. И ему, и остальным троим.

А Баклан что-то совсем бледный стоит. Как бы не свалился прямо на рабочем месте.

«Всё, на сегодня хватит. Итуру, отправляйся отдыхать. Твоя рана сильней, чем казалась. Гоку, пошли кого-нибудь в Хопо-Ласу за старым Тунаки, чтобы он переводил разговоры с этим чужаком, пока Итуру будет поправляться после ранения» — распорядился я.

Разведчик-текокец тут же кликнул несколько ошивающихся поблизости бойцов: пара из них, моментально сориентировавшись, подхватила под руки моего многострадального переводчика, помогая ему доковылять до лежбища. Ещё трое, повинуясь короткому, но ёмкому распоряжению Гоку, грамотно окружили Тагора. Тузтец, как ни в чём ни бывало, пошёл туда, куда его увлекли сопровождающие. Лицо лучника при этом сохраняло философскую отрешённость и полное безразличие.

Глава пятнадцатая

В которой герой сначала своим колдовством наполняет боевым духом сердца своих воинов и внушает великий ужас врагам и небывалое уважение союзникам, а в конце осознаёт своё полное бескультурье

Утро было ясным, как и накануне, в день сражения. Но настроение моё отнюдь не соответствовало прекрасной погоде. Полсотни уже остывших трупов, бывших менее суток назад бойцами моего отряда, требовали погребения. За ночь к ним прибавилось ещё четверо — среди них Тоборе, сын Боре. Его тело лежало крайним в длинном ряду мертвецов. Навсегда застывшие глаза, заострившееся серое лицо — мало что напоминало теперь жизнерадостного толстяка с наследственной бегемотообразной физиономией.

Я шёл вдоль погибших: любящий увильнуть от работы рассказчик занятных историй Текоро; Тинопе, решившийся променять нудное существование сунийца-гане на полную опасностей жизнь воина; Рагилуу, дальше всех стрелявший из пращи; коротышка Пакихики, служивший объектом не всегда беззлобных шуток со стороны товарищей. Всех их уравняла смерть: бонко и сонаев, ганеоев и дареоев, потомственных регоев и всего несколько месяцев назад влившихся в ряды «пану макаки». Эти облепленные мухами раны, эти ставшие чужими мёртвые лица — всё это несправедливо и нелепо. Но так было.

Я поймал на себе взгляд Тагора — как всегда цепкий и изучающий, когда он думает, что его никто не замечает. Тузтец благоразумно отвёл глаза. Двое «макак» маячили у лучника за спиной.

Пятьдесят четыре воина, ждущих погребения, и полсотни лежащих или едва двигающихся от полученных ран, требовали от меня чего-то особенного. Какого-то необычного колдовства. Пусть я сам не верил в магию ни на грош, но у папуасов моих вся жизнь от рождения до смерти была пронизана огромным количеством обрядов и ритуалов, наполняющих жизнь смыслом и дающих силы. Так что нужно извернуться и обеспечить членам славного общества «пану макаки» сегодня незабываемое шоу — чтобы всех пробрало до печёнок, чтобы завтра или послезавтра они шли в бой с ещё большим озверением, чтобы прикрывали друг друга как самих себя.