Хрен С Горы - [87]

Повадки выдавали в нём человека бывалого и много повидавшего. Сперва, разумеется, Тагор, немного отойдя после побоев, нервничал и напрягался, когда кто-нибудь из «макак» подходил проверить крепость пут или просто направлялся в его сторону: было это не сильно заметно, но внимательному наблюдателю вполне понятно. Однако поняв, что их никто не собирается немедленно резать на куски, расслабился, с подчёркнутым равнодушием хлебал воду из обрубка бамбукового ствола, подносимого к лицу, а в остальное время то пробовал дремать с закрытыми глазами, то с видимым интересом наблюдал за повседневной жизнью нашего отряда, делая это, однако, крайне осторожно.

Я немого понаблюдал за ним со стороны. Вроде бы довольно спокоен, насколько это вообще возможно со связанными за спиной руками и то и дело возникающими в поле зрения свирепого вида дикарями. Но, в то же время — сидит тихо, изображает полную покорность судьбе, старательно отводит глаза, когда кто-нибудь на него смотрит. Хотя, когда я встретился с ним взглядом, сердце едва в пятки не ушло: это же глаза матёрого убийцы — среди местных папуасов даже деду Теманую с покойниками Ратикуитаки и Огорегуем до него далеко.

Ну ладно, каким бы ты ни был волчарой, сейчас ты моя добыча, а не наоборот. Так что хочешь — не хочешь, а будем тебя, гусь залётный, укрощать. Причём как можно быстрее и жёстче, чтобы не потерять лицо в глазах подчинённых.

Для начала я приказал Гоку отделить Тагора от остальных пленников и посадить его на солнцепёк, не давая воды. После чего почти до самых сумерек занимался обработкой мелких ран «макак» самогоном, потом — обсуждением с командирами сегодняшней битвы и огромных наших потерь в ней.

А уж напоследок, позвав с собой Баклана в качестве переводчика и Гоку, призванного изображать «злого следователя», отправился допрашивать заинтриговавшего меня задержанного. Итуру, словивший стрелу в плечо, выглядел неважно, и я подозревал, что разговор получится не сильно длинный и информативный, но всё равно, подготовку к нему следовало провести основательную: сначала ты работаешь на репутацию, потом репутация работает на тебя. Среди папуасов обо мне уже ходила слава ужасного колдуна и великого воителя, и особых усилий для сохранения подобного представления у окружающих прилагать не приходилось, но человеку новому требовалось сразу же продемонстрировать, что перед ним не хрен собачий.

* * *

Мы удобно уселись на ворох травы, заботливо натасканный сунийцами. Солнце из-за наших голов било в лицо сидящему на корточках пленному. Я отхлебнул из бамбукового стебля. Допрашиваемый облизнулся сухими губами при виде пьющего воду человека, но больше никак не выдал свою жажду.

«Спроси его, кто он такой» — велел я Баклану — «Он не похож на…» — я замялся — «…Того, Кто Ходит Между Деревнями И Меняет Разные Вещи». В языке аборигенов Пеу не существовало слов «торговец» или «купец», поэтому пришлось на ходу придумывать словесный оборот для обозначения данного вида деятельности. Но вохеец меня прекрасно понял, в отличие от Гоку, на лице которого отражалась напряжённая работа мысли: что же такое сейчас выдал «пану олени» Сонаваралинга. В общем-то, это некоторое выпадение из образа «злого мента», который должен злобно скалиться и отвешивать подозреваемому тумаки — ну ладно, пусть будет не только злобным, но и туповатым в придачу.

Баклан начал что-то требовательно говорить, кивая периодически на меня. Пленный немного помолчал. Я уже собирался дать сигнал текокцу, чтобы он простимулировал вербальную активность чужака хорошей затрещиной, но тот, наконец, начал отвечать.

Если я хоть чуть-чуть разбираюсь в эмоциях, мой переводчик был услышанным несколько обескуражен. Причём если сначала на лице его читалось легкое удивление, то в конце физиономия Баклана выражала сложную смесь офигевания со злорадством.

— Говори, что тебе сказал чужак! — стараясь не показать нетерпения и любопытства, потребовал я у вохейца.

— Его зовут Шщххагхор — начал Итуру (ох уж эти вохейские нагромождения шипящих, мне лично в имени, которое назвал пленный, слышалось просто «Шагхор») — Он не вохеец. А тусатишхива.

— Кто?!

Потратив минут пять, удалось выяснить, что это жители уже знакомого мне по рассказам государства Тузт, расположенного на острове Укрия, что находится на север от Вохе.

— Ты его хорошо понимаешь? — озабоченно спросил я, помня, как первое время мучился, общаясь с Бакланом и Сектантом.

— Понимаю — развеял мои опасения вохеец — Он очень хорошо по-нашему говорит. Как наши высокорожденные — последнее произнесено было с той непередаваемой смесью зависти и презрения, какой иные граждане в прежней моей жизни произносили слово «буржуй».

— Это как? — уточнил я.

В ответ Баклан неопределённо промычал что-то насчёт высокорожденных, у которых хватает времени и денег, чтобы учиться письму и искусству красиво говорить. Так точно, классовая ненависть во всей красе. А попавший в наши руки гусь залётный не прост: коль балакает как образованный человек, да ещё на чужом для него вохейском.

— Ты спросил, что он среди Тех, Кто Ходит Между Деревнями И Меняет Разные Вещи, делал? — пришлось напомнить горе-переводчику.