Хранители - [7]
Прервав устное сочинение о любви к русской культуре, я спросила, не собирается ли он возвращаться в Англию.
— Собираюсь, — охотно откликнулся он, — очень люблю эту страну. И знаешь… — Он слегка обернулся через плечо — посмотреть, нет ли Марии. — Никто меня там за грека не принимает. Считают, что я англичанин.
— Я тоже сперва так решила.
Пушистые ресницы затрепетали, и он вспыхнул совсем как мой племянник, когда на пятый день рождения родители подарили ему большой красный грузовик. Я поспешно опустила глаза, чтобы не обидеть одухотворенное создание насмешкой.
Перед сном я зашла в таверну, вынула ромашки Маркоса из вазы и, обвязав стебли веревкой, повесила под потолок — сушиться в компании других растюшек.
Теперь каждое утро начиналось в моем телефоне четверостишием из Шекспира, Кипплинга, Бродского. Далее впечатления от просмотренного перемежались с рассуждениями о прочитанном. Скорее, витиеватыми и запутанными, нежели глубокими. Просматривая его длинные послания перед сном, я поражалась, сколько у человека свободного времени. Маркоса не обижали короткие ответы раз в сутки: он относил это исключительно на мою загруженность. Сам он занимался не столько дизайнерскими проектами, как сообщил при знакомстве, сколько покатушками с друзьями между пляжами южного берега и ночными клубами северного. И крутил романы с девушками, о чем рассказывал мне во всех подробностях, видимо делая ставку в завоевании меня на откровенность.
Однажды он приехал и мы спустились в бухту — полежать у воды, выпить апельсинового сока. Совместный поход на пляж, хоть и на обычный, не нудистский, в понимании Маркоса означал выход отношений на новый уровень.
Вечером пришла эсэмэска:
«Сегодня я не мог оторвать глаз от твоих губ. Это Африка. Страсть. Желание. У меня кружится голова, я слышу тамтамы!»
«Ну все, Вера, баста, — сказала я самой себе, — пора прикрывать лавочку. Коли мужчина заговорил о твоих губах, значит, решил, что близость не за горами».
И написала:
«Маркос, я не в состоянии оценить твои усилия. Прости, но давай заканчивать. У меня слишком много работы, поддерживать столь интенсивное общение я не могу».
Последующую дробь сообщений я не читала и на ночь отключила телефон. Спала сладко, решив, что вряд ли увижу Маркоса в скором времени, поскольку его тактика — измор, а не наступление.
Не тут-то было!
Утром в дверь комнаты постучали. Удивляясь, что могло заставить Марию разбудить меня, я открыла. Да, это была она. Подтянутая и, как всегда, одетая по обычаю пожилых критянок в черное.
— Доброе утро. Посмотри-ка в окно. Накинь только что-нибудь.
Уже догадываясь, что увижу, стянув со стула плед, я вышла на балкон. Так и есть. Внизу посреди лужайки сидел Маркос.
— Доброе утро, нам надо поговорить! — крикнул он.
Повернув голову, увидела завтракающих перед таверной Янниса и Димитриса. Прихлебывая кофе, они наблюдали за происходящим. Даже сдвинулись поближе, чтобы удобнее было обсуждать действо.
Представила этот греческий театр со стороны — с влюбленным на лужайке, зрителями в партере, безмолвной Марией, всклокоченной героиней в покрывале, — и меня скрутил хохот.
Махнув рукой Маркосу, что сейчас спущусь, юркнула в ванную. Я чувствовала внутри себя веселые злые пузырьки. Быстро умывшись, взяла сетку c масками.
— Пойдем, — кивнула я Маркосу и зашагала по песчаной дорожке через холм.
Едва поспевавший за мной кавалер спрашивал, куда мы идем. Но скоро замолчал, задыхаясь от быстрой ходьбы. Дойдя до обрыва над дюнами, я остановилась. Небо было безоблачным. Безжалостным.
Я повернулась к Маркосу:
— Что ты хотел сказать?
— Что хочу быть с тобой, только и всего.
Не дождавшись ответа, спросил:
— Дело в Иване?
— В ком? Господи, нет.
И начала спускаться по дюне.
— Только не сходи с тропинки, — кинула я через плечо Маркосу.
Поздно. Он уже оступился и проехался лодыжкой по одной из плит, подступавших в некоторых местах близко к поверхности песка. На икре набухали три длинные царапины. В его взгляде, устремленном на меня, были недоумение и обида. Я отвернулась, продолжив спуск молча. По ранней поре на пляже никого не было. Скинув майку и шорты, я потуже завязала на шее купальник и протянула Маркосу одну из масок. Но он стоял, смотрел на меня и не двигался. Я нырнула.
В ушах шумело, и дно, видное в прозрачных водах Ливийского моря на несколько метров, сейчас сливалось и качалось перед глазами.
Вынырнув, поплыла к берегу быстрыми гребками, точно подталкиваемая злостью. Встала перед сидящим на камне Маркосом и спросила:
— Что ж ты за грек такой, что не любишь море? Как можешь ты не уходить в него с головой и не дышать до одури травами? Ах, да, — усмехнулась я, — ты ж англичанин!
Он хотел ответить, но мной владело такое раздражение, что замолчать я уже была не в силах:
— У тебя поцарапана нога, как можно лезть в воду… Какой ты нежный, Маркос. Зато так хорошо разбираешься в музыке и литературе! Но где, черт возьми, ты вычитал всю эту ересь насчет стихотворных цитат и рассказов о своих романах?
Тут я осеклась и наконец замолчала. Висела в воздухе водяная пыль, вставали вдали три скалы Триопетры. Мой мир молча смотрел мне в глаза. На кого я злюсь: на человека перед собой или на себя? Обвиняя его в инфантилизме, не инфантильна ли сама — серчающая на поклонника за то, что разочаровал меня.
«…Этот проклятый вирус никуда не делся. Он все лето косил и косил людей. А в августе пришла его «вторая волна», которая оказалась хуже первой. Седьмой месяц жили в этой напасти. И все вокруг в людской жизни менялось и ломалось, неожиданно. Но главное, повторяли: из дома не выходить. Особенно старым людям. В радость ли — такие прогулки. Бредешь словно в чужом городе, полупустом. Не люди, а маски вокруг: белые, синие, черные… И чужие глаза — настороже».
Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.
Хартфордшир, 5 октября 2016 года, примерно два часа ночи. Офицер полиции Дэйв Уорделл и его служебный пес по кличке Финн пытались задержать подозреваемого в ограблении, когда преступник обернулся и атаковал своих преследователей. Финн был ранен ножом с 25-сантиметровым лезвием сначала в подмышку, а затем — когда попытался прикрыть хозяина — в голову. Пес, без сомнения, спас своего напарника, но теперь шла борьба уже за жизнь самого Финна. В тот момент в голове Дэйва Уорделла пронеслись различные воспоминания об их удивительной дружбе и привязанности.
Парень со странным именем Плутон мечтает полететь на Плутон, чтобы всем доказать, что его имя – не ошибка, а судьба. Но пока такие полеты доступны только роботам. Однажды Плутона приглашают в экспериментальную команду – он станет первым человеком, ступившим на Плутон и осуществит свою детскую мечту. Но сначала Плутон должен выполнить последнее задание на Земле – помочь роботу осознать, кто он есть на самом деле.
Сон, который вы почему-то забыли. Это история о времени и исчезнувшем. О том, как человек, умерев однажды, пытается отыскать себя в мире, где реальность, окутанная грезами, воспевает тусклое солнце среди облаков. В мире, где даже ангел, утратив веру в человечество, прячется где-то очень далеко. Это роман о поиске истины внутри и попытке героев найти в себе силы, чтобы среди всей этой суеты ответить на главные вопросы своего бытия.
Что такое дружба? Готовы ли вы ценой дружбы переступить через себя и свои принципы и быть готовым поставить всё на кон? Об этом вам расскажет эта небольшая книга. В центре событий мальчик, который знакомится с группой неизвестных ребят. Вместе с ним они решают бороться за справедливость, отомстить за своё детство и стать «спасателями» в небольшом городке. Спустя некоторое время главный герой знакомится с ничем не примечательным юношей по имени Лиано, и именно он будет помогать ему выпутаться. Из чего? Ответ вы найдёте, начав читать эту небольшую книжку.