Хранители - [6]

Натянув топик и шорты, я дошла до таверны и села за столик, уходящий четырьмя ногами в смесь песка и гальки. Попросила фраппе. И немного поболтала с хозяйкой — Поппи, знакомой Ивана.

Разговор за столом, где сидела компания молодых людей, велся на упрощенной версии английского, как бывает в многонациональных сообществах. Обернувшись, встретилась с пристальным взглядом пригожего молодого человека. Сначала я приняла его за англичанина, поскольку в отличие от остальных собеседников на этом языке он говорил, насколько я могла судить, безупречно. Высокий, худощавый, с пушистыми ресницами вокруг темных глаз. Стиль одежды также был иной, нежели у молодых горожан на Крите, предпочитавших джинсы и футболки. На нем были брезентовые брюки с большими накладными карманами и ярко-желтая рубашка навыпуск. Одна из девушек была явно к нему неравнодушна — опиралась локтем о спинку его стула и нагибала голову, ловя взгляд.

Солнце над морем тонуло в дымке, обещая знойный день. Где-то неподалеку двое мужчин уже закончили работу, Мария готовится накрывать стол. Пора возвращаться. Я быстро расплатилась и пошла к пикапу, чувствуя меж лопаток все тот же прицельный взгляд.

Едва села за руль, в зеркале заднего вида показался красный кабриолет, мигающий фарами. Очевидно, мне, поскольку, кроме нас, на грунтовке никого не было.

Увидев мои поднятые брови, красавец из таверны засмеялся. Приткнул «фольксваген» на обочину и перепрыгнул через дверцу.

— Привет! Удивлена? — опираясь об окно пикапа, спросил он по-английски.

— Да, нечасто встретишь на критских грунтовках такую машину, — медленно ответила я.

Английский был непривычен, заставлял много думать и скудно говорить.

Он представился. Оказалось, Маркос — критянин. И я с облегчением перешла на греческий.

— Мы с тобой коллеги, — заметил он. — Я тоже дизайнер. Поппи сказала, что хозяина отеля, в котором ты работаешь, зовут Иван. И, представляешь, только тогда я вспомнил: он партнер моего отца. Папе принадлежит здание, где у Ивана таверна в Ханье! Они даже думают вместе отремонтировать его и открыть небольшой бутик-отель. Дом-то XVII века, венецианский.

— Да, слышала, — машинально отозвалась я. — В смысле про здание.

Когда Маркос узнал, откуда я, брови его взлетели:

— Не понимаю, как ты бросила Москву и переехала сюда, в глушь? Здесь же ни кино, ни театров. Ты любишь театр?

— Нет.

— А кино?

— Кино люблю. Маркос…

— И я! Обожаю! У тебя какой любимый сериал?

— «Во все тяжкие», «Светлячок».

— Хм… А как насчет «Теории большого взрыва»?

— Не люблю мелодрамы и ситкомы, — тоскливо косясь на дорогу к дому, вздохнула я.

— Прекрасно! Слушай, не хочу тебя забалтывать. Но мне было бы интересно взглянуть на твой отель, если ты не против. Видишь ли, я занимаюсь гостиницей отца в Рефимно и веду еще несколько проектов. Обещаю не красть идеи. — Он запрокинул голову и неожиданно высоко рассмеялся.

«Папенькин сынок, — думала я, глядя на его дергающийся кадык. — Стулья с мантинадами перед визитом коллеги спрячу, а остальное пусть смотрит. Все же сын Иванова партнера…» Дала телефон и быстро распрощалась.

Когда я свернула к отелю, на парковке показалась встречающая меня Мария. Рукой она прикрывала глаза от низкого солнца.

— Что-то ты долго, — сказала она, когда я заглушила мотор.

Вечером пришла эсэмэска от Маркоса:

«Однажды весной, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина. Узнаешь?»

Я вздохнула.

«Я могу процитировать дальше по памяти. А ты долго рыл интернет?»

«Нет! Это мое любимое произведение у Булгакова. Я не сказал тебе — чтение моя страсть. Одна из. Могу я заехать завтра?»

Чрезвычайно прыткий молодой человек. Но пусть приезжает. Интересно, что скажет собрат во искусстве. Если только желание ухлестнуть за мной не придушит его профессиональную искренность.

Назавтра в пять часов вечера красный кабриолет въехал на парковку. Я специально назначила это время: мужчины по случаю пятницы собирались в Спили — посидеть с шурином Янниса за кофе и заодно забрать электропилу, одолженную ему неделю назад.

Маркос явился в белой рубашке навыпуск с букетом ромашек.

Когда мы поднялись на террасу, занимающую весь второй этаж таверны, он закусил губу, глядя на бухту. Она отсюда была как на ладони. На волнах покачивались два катерка, привезших дайверов — их трубки сновали у скал.

— Вау! Вот здесь вообще супер! А вывеска у тебя уже готова?

Вывеску я начала делать недавно: сбив между собой две доски, немного скруглила края и теперь занималась их брашированием10. По замыслу она должна была напоминать выкинутые морем обломки корабля. И держаться на чугунных цепях над входом.

— Здорово, — отозвался Маркос, когда я все это изложила, — но еще нужная вывеска здесь, на террасе. Причем крупная, чтобы было видно с пляжа. Реклама, которая не потребует от тебя затрат, но ежедневно будет приводить на обед новых клиентов.

Это был дельный совет. Маркос сделал картинный жест рукой, когда я благодарила его, — мол, ерунда. Но было видно, что ему приятно.

«Интересно, сколько лет коллеге? Вряд ли больше тридцати», — пронеслось в голове.

Мы спустились. Пока я готовила кофе, пришла Мария. Поздоровалась со вставшим при ее появлении Маркосом, взяла кувшин с водой и ушла. Приходила, чтобы взглянуть на него, ясно. Пока мы сидели за столиком и болтали, он немного смущался, в глаза мне не смотрел и иногда замолкал, подбирая слова. Рассказал, что учился в Лондоне и там же работал у друга в ночном клубе — дизайнером и администратором. Что обожает спектакли и балет и ходил в 2013 году на «Лебединое озеро», когда Большой театр приезжал в Лондон на гастроли. Из русских писателей, помимо Булгакова, любит Достоевского, Чехова и детективы Бориса Акунина про Фандорина.