Хранитель Бездны - [87]

Лютик остановился у разбитого, покрытого трещинами перрона. На бетонной площадке стояло несколько свободных скамеек, изрезанных и исписанных чем ни попадя и о чем попало. Чуть поодаль находилось приземистое одноэтажное здание с двумя полукруглыми окнами на фасаде. Казалось, что оно провожает каждого встречного недоуменным и глупым взглядом. Двустворчатая деревянная дверь — широкий, безвольно раззявленный рот слабоумного — была настежь. В глубине здания, в полутьме Андрей увидел несколько длинных рядов лавок, на которых сидели люди.

— Слушай, паря. Я тя высажу, так скать, у перрона, лады? Мне тута дрезину оставлять нельзя. От я отъеду, с путей ее стащу и потом вернусь, понял? Ты меня тут и подождешь. На скамеечке. Я подойду, отведу тебя к кассе, билет купим, опосля посидим в бюфете, вот там, — он ткнул пальцем в здание, — там и бюфет есть. Выпьем на дорожку и… разойдемся кто куда… А если ты посчитаешь, что я тебе… очень помог, — он выразительно посмотрел на Андрея, — то, может быть, ты мне еще, так скать, премию выпишешь.

— Я вам прямо сейчас ее выпишу… — Андрей едва слышал Лютика, поглощенный своими мыслями. Ему все казалось, что исчезнувший в бездне город есть даже не воспоминание, а сон, кошмарный сон. И Лютик, и Щенок, столь по-человечески занявший половину дивана, и домик и ослы, пасущиеся вдоль путей, есть продолжение этого сна, некий афтершок. Ему очень не хотелось входить в станционное здание — уж больно вход напоминал пасть, и внутри было так темно, так дымно…

Он похлопал себя по карманам, достал кошелек и, не глядя на старика, протянул ему еще одну сотенную купюру.

Лютик застонал.

Андрей в недоумении посмотрел на него и понял, что предложил старику сотню евро.

«А и пусть!» — пронеслась мысль.

— Ну, спасибо, паря… — прохрипел Лютик, — уважил… — он выхватил деньги и воровато оглянувшись, спрятал их в плащ, — давай, иди… Иди на скамеечку. Я живенько! — складывалось впечатление, что он хочет поскорее уехать.

Андрей улыбнулся и неожиданно протянул руку. Помедлив немного, Лютик пожал ее, смущенно бормоча:

— Ну что ты, паря, ведь не прощаемся же, не прощаемся!

Почему-то Андрей был уверен, что они прощаются и прощаются, скорее всего, навсегда.

Он соскочил с дрезины. Старик тотчас же тронулся с места и вскоре исчез за поворотом — только удаляющееся тарахтение мотора свидетельствовало о том, что вся эта поездка не привиделась Андрею во сне.

Он постоял немного на перроне, просто вдыхая и выдыхая чистый, чуть терпкий воздух и глядя на безоблачное голубое небо, на легкие пушистые облачка, более напоминающие мультяшных барашков, вдруг отрастивших крылья. Он снова испытал глупое желание улыбаться и просто любоваться солнцем, крошечными птицами, что парили высоко-высоко, сочной зеленой травой. Все эти простые атрибуты каждодневности казались ему невероятной экзотикой. Он не мог отделаться от мысли, что все происходящее — галлюцинация и стоит ему отвернуться, как холодная серая реальность потустороннего города вытеснит солнечный день, заполнив все кругом белым мокрым туманом.

Мимо него медленно, вальяжно прошла толстая собака. Ее лоснящиеся бока наводили на мысль о том, что несчастное животное чудом проглотило футбольный мяч.

Пес остановился, посмотрел на Андрея и неожиданно широко улыбнулся, вывалив ярко-розовый язык. И побежал прочь, размахивая удивительным круглым животом.

Андрей ухмыльнулся и быстро пошел к станционному зданию. Все-таки солнышко припекало немилосердно, и, несмотря на то что он разделся до майки, ему было жарко. Хотелось пить. Выпитая с Лютиком сивуха бунтовала в желудке. Впрочем, он не ощущал никаких неприятных признаков похмелья — напротив, испытывал легкую эйфорию. Все без исключения цвета казались преувеличенно яркими и насыщенными, и даже трава выглядела на удивление дружелюбной.

Оказавшись внутри, он остановился на мгновение, давая глазам привыкнуть к полутьме. После свежего уличного воздуха запахи, царившие в помещении, казались особенно неприятными. Он даже начал дышать ртом, стараясь не вдыхать тяжелый флер табака и человеческого пота.

На простых деревянных скамьях, расположенных по центру низкого, едва освещенного несколькими желтоватыми слабыми светильниками зала, тут и там сидели и лежали на баулах мужчины и женщины. В одном из углов расположена была стеклянная будка с полустершейся надписью: «Кассы». Однако, несмотря на надпись, касса была всего одна и, судя по всему, не работала. Возле нее прямо на полу сидел, небрежно привалившись к стене, толстый мужик в низко надвинутой соломенной шляпе. Казалось, он спал, не обращая внимания на возню, что затеяли два мальчугана лет пяти-шести буквально в метре от него.

В противоположном углу было установлено несколько столиков на длинных деревянных ножках. Два из них были свободны. За третьим стояли двое мужчин потрепанного вида. Они монотонно и равнодушно пили пиво из бутылок и то и дело затягивались пахучими сигаретами.

Неподалеку от столиков находился низкий прилавок, заваленный разнообразным товаром, начиная от журналов «судоку» и заканчивая водкой на разлив. За ним восседала худая и грустная продавщица.