Хранить вечно - [69]
— Так вот, слушайте. Было это в начале двадцать девятого. Не успели мы развернуться на Вишере, живем на птичьих правах, а тут вваливается ко мне в барак этот чернявый. Мнется с полчаса, как красная девица. Ну, думаю, этот еще откуда взялся, самим тошно… А он, оказывается, из Наркомфина. Помощник начальника отдела финконтроля. По нашу строительскую душу. С ревизией! Да еще с секретным предписанием! Ну, это вам не Хлестаков. Так прижал нас к стенке, мать честная! Ни охнуть, ни вздохнуть… Окончательно запутал нас своей цифирью. И считает в уме как арифмометр… Эге, думаю, парнишка смышленый. Во что бы то ни стало нужно заполучить такого товарища, нам его сам бог послал. «С твоим наркомфинбогом, — говорю ему, — мы как-нибудь уладим. Соглашайся». А он опять мнется, как та девица. И хочется, и колется. Жены, видите ли, испугался. Как она на это дело посмотрит. И что потом выяснилось? Она даже рада была такому случаю: сколько можно, говорит, сыну солнца, истому кавказцу, киснуть в кабинетах, когда кругом такая солнечная, стремительная жизнь, такие возносящиеся вершины!
— Нет, постой, Эдуард, не так! Дай я скажу, — не выдержал Алмазов, и все обернулись к нему.
Оригинальная внешность Завена Арменаковича не вполне оправдывала эпитет «чернявый», пущенный в ход Берзиным. Но с солнцем он действительно находился в родственных отношениях. Будь у него темная кожа, он с успехом сошел бы за сына знойных пустынь или тропических островов. Этому как нельзя лучше соответствовали ослепительные зубы, буйная шевелюра и черные, восточные глаза. Широко открытые, они удивленно смотрели на мир из-под большого белого лба и широких, густых бровей.
— Если уж кого выводить на чистую воду, так это нашего уважаемого начальника, — продолжал Завен Арменакович. — На моем примере можно видеть, как Эдуард Петрович вербует кадры. Жена и слушать не хотела, когда я намекнул, что намерен переменить работу… Ну написал об этом на Вишеру Берзину. И что вы думаете? В первый же приезд в столицу пожаловал он в нашу убогую квартиру на седьмом этаже. Да не один — вместе с Эльзой Яновной. Пока наши жены знакомились, он все оглядывал мою Ольгу с ног до головы, а потом этак разочарованно и говорит прямо при ней: «Ну, знаешь, Завен, опять же ты меня обманул. Я думал, она вроде тебя — представительная, крепкая, грозная. А это пичужка! Чего ты ее боишься?»
И под общий хохот Алмазов стал воспроизводить жесты, мимику, интонации голоса Эдуарда Петровича, энергично действуя тонкими, длинными, гибкими пальцами, какие бывают только у музыкантов, хирургов и фокусников.
С мастерством артиста он копировал неторопливую и слегка глуховатую речь Берзина с ее мягким латышским акцентом и окающим выговором. Очень ловко ввертывал и привычные берзинские словечки и, совсем как Берзин, произносил: «Вышера».
Ни служебная субординация, ни разница в возрасте (Алмазов был на шесть лет моложе Берзина) не мешали ему держать себя с Эдуардом Петровичем на дружеской ноге.
Завен любил Берзина, как старшего брата, а называл его Мирук, что по-армянски означает «Борода».
Были у Алмазова и другие основания для такого отношения к старшему товарищу. Ровесник века, он вступил в партию лишь на несколько месяцев позже Берзина — в марте девятнадцатого, когда дашнаки и мусаватисты загнали в подполье большевистские организации Закавказья. А в двадцать два года Завен уже получил мандат делегата Первого Закавказского съезда Советов.
— Слушайте, что происходит дальше, — Алмазов сделал паузу, требуя особого внимания. — Ольга смутилась, растерялась: она ведь действительно пичужка перед этим страшилищем. А он добродушно протянул руку, но тут же отдернул и попятился: «Мать честная! У вас в рукаве кинжал спрятан. У всех осетинок кинжалы. Боюсь…» Ну, тут уж она рассмеялась. Представьте, как он сумел на нее повлиять: санкцию на мой переезд получил сразу. Так я очутился на Вишере. Но Эдуарду Петровичу этого показалось мало.
Спустя два года, когда с парохода «Луначарский» мы посылали Вишере прощальный привет, Берзин прямо здесь же, на палубе, повел переговоры с моей супругой. Даже не спросил моего мнения. Этак галантно отвел в сторону и говорит: «Олечка, спрячь свой кинжал и слушай, что я тебе скажу. Ведь ты теперь признаешь меня как друга? Вот я и решил по-дружески устроить Завена на новую должность. Немножко дальше от Москвы. Мы с ним сработались и расставаться нам неохота. Опять же вы с Элит хорошо понимаете друг друга…» И что вы думаете, она ему ответила? «Хитрый вы, Эдуард Петрович. Знаете, что не могу вам перечить». А мне говорит: «Ну что ж, мой дорогой, как ни жалко, а нужно отпустить тебя «немножко дальше…»
Алмазов изобразил, как произнесла Ольга эти слова.
— Вот как надо вербовать кадры на Колыму! — грохнул басом Эрнест Лапин и раскатисто захохотал.
Тряслась черпая окладистая борода, подрагивали кустистые усы, толстые щеки и даже морской «краб» на шапке.
Наверное, за живописную бороду, рокочущий бас, веселую душу и «краба», с которым Лапин никогда не расставался, и прозвали его «адмиралом». Эрнест смеялся со вкусом, до слез.
Владимир Фромер — писатель, журналист, историк. Родился в Самаре. В 1965 году репатриировался в Израиль. Участвовал в войне Судного дня. Был ранен. Окончил исторический факультет Иерусалимского университета. В 2004 году совместно с Марком Зайчиком был удостоен премии Федерации союзов писателей Израиля. Автор книг «Кому нужны герои», «Реальность мифов», «Солнце в крови», «Чаша полыни», «Хроники времен Сервантеса». В книге «Ошибка Нострадамуса» несколько частей, не нарушающих ее целостности благодаря единству стиля, особой ритмической интонации, пронизывающей всю книгу, и ощутимому присутствию автора во всех описываемых событиях. В первую часть ЗЕРКАЛО ВРЕМЕНИ входят философские и биографические эссе о судьбах таких писателей и поэтов, как Ахматова, Газданов, Шаламов, Бродский, три Мандельштама и другие.
Маргарет Тэтчер смело можно назвать одной из самых сильных женщин ХХ века. Несмотря на все препятствия и сложности, она продержалась на посту премьер-министра Великобритании одиннадцать лет. Спустя годы не утихают споры о влиянии ее политических решений на окружающий мир. На страницах книги представлены факты, белые пятна биографии, анализ и критика ее политики, оценки современников и потомков — полная документальная разведка о жизни и политической деятельности железной леди Маргарет Тэтчер.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.
Книга посвящена выдающемуся политическому, государственному и военному деятелю Казахстана — Кенесары Касымову. Восстание, поднятое Кенесары, охватило почти весь Казахстан и длилось десять лет — с 1837 по 1847 год. Идеологические догмы прошлого наложили запрет на историческую правду об этом восстании и его вожде. Однако сегодня с полным основанием можно сказать, что идеи, талант и бесстрашие Кенесары Касымова снискали огромное уважение казахского народа и остались в его исторической памяти как одна из лучших страниц национально-освободительной борьбы казахов в XIX веке.
Граф Ф. Г. Головкин происходил из знатного рода Головкиных, возвышение которого было связано с Петром I. Благодаря знатному происхождению граф Федор оказался вблизи российского трона, при дворе европейских монархов. На страницах воспоминаний Головкина, написанных на основе дневниковых записей, встает панорама Европы и России рубежа XVII–XIX веков, персонифицированная знаковыми фигурами того времени. Настоящая публикация отличается от первых изданий, поскольку к основному тексту приобщены те фрагменты мемуаров, которые не вошли в предыдущие.