Хозяйка замка Ёдо - [121]

— Мечтать о победе — дело достойное. Но что вы будете делать в случае поражения? — спросила Тятя.

Сэн-химэ молчала, склонив хорошенькую головку.

— Ну же, отвечайте! — Тятино настроение опять изменилось. Она вдруг преисполнилась ожесточённой решимости забрать невестку с собой, если Осаке и ей самой суждено сгинуть в пожаре. Она сделает это даже ценой нарушения всех приличий, она вцепится обеими руками в полы кимоно Сэн-химэ, чтобы помешать ей спастись бегством! Тятя живо представила эту сцену, себя и невестку в огне, пожирающем замок.

И в этот миг Сэн-химэ ответила на её вопрос. Слова молодой женщины прозвучали так неожиданно, что Тяте показалось, будто их принёс откуда-то издалека ветер.

— Я подумаю об этом, когда придёт время.

— Что?! — вскинулась Тятя.

Сэн-химэ вежливо, с безмятежной уверенностью, повторила.

— Значит, вы ещё не приняли решение умереть? — Тятя, не вставая с колен, подползла к ней ближе, словно не верила своим ушам.

Сэн-химэ подняла голову и смело посмотрела свекрови в глаза:

— Я пришла именно для того, чтобы поговорить с вами об этом, госпожа Ёдо. Я не сомневаюсь в нашей победе, но воинская удача переменчива. Если боги распорядятся по-своему, пусть они решат и мою судьбу за меня. Коли смерть неизбежна, надобно встретить её достойно, но коли есть надежда на жизнь, мы все должны оставаться в живых. — Молодая женщина опустила голову, продолжая говорить: — Я не хочу видеть, как этот замок исчезает в огне, не хочу видеть, как умирает господин Хидэёри, поэтому готова на всё, чтобы спасти Осаку и её обитателей.

Слова невестки снова повергли Тятю в изумление, заставили задуматься о том, что прежде не приходило ей в голову: если можно остаться в живых, нужно жить! Сэн-химэ права. Она, Тятя, тоже не хочет видеть, как пламя пожара разрушает замок, не хочет убивать своего сына! Возможно, даже в случае поражения у них с Хидэёри найдётся возможность сохранить жизнь, если они того пожелают. При всей своей жестокости, Иэясу и Хидэтада не осмелятся поднять меч на главу клана Тоётоми и его мать. Её вдруг охватила дрожь. Тятя попробовала призвать тело к порядку, чтобы не показать Сэн-химэ своей слабости, но не смогла.

Во время этой беседы примчался верховой с посланием от Ооно. Тятя велела проводить самурая в соседние покои, вышла к нему и приняла свиток. Ооно писал, что сражение начнётся завтра на рассвете, войска вступят в бой по всей линии фронта.

Когда гостья ушла, Тятя долго сидела в одиночестве. Дышалось тяжело — ночь была мучительно жаркая. Погода в тот год всё время капризничала: зима закончилась раньше срока, вишни расцвели с небывалой поспешностью, а четвёртый месяц вдруг выдался холодным, в первый день пятой луны выпал град, и вот теперь Праздник мальчиков принёс с собой летний зной. Сейчас сёдзи были раздвинуты, в сад падал свет свечей, но с воли не доносилось даже слабого дуновения ветерка.

Тятя, взволнованная разговором с невесткой и посланием от Ооно, встала и вышла на энгаву. Взгляд утонул во мраке сада. На небе — ни звёздочки. Должно быть, духота предвещает грозу… Замок молчал — ни голосов, ни звона доспехов, ни перестука копыт, — но в воздухе ощущалось гнетущее напряжение.

Перед приходом Сэн-химэ Тятя собиралась лечь в постель, теперь же сна не было ни в одном глазу. Известие о начале боевых действий завтра на рассвете взбудоражило нервы. Как же заснуть в такую ночь? Тятя решила оставаться на ногах, пока сон не сморит её, и бродила по энгаве в том же церемониальном кимоно, которое надела поверх ночного платья, чтобы выйти к невестке. Прислужниц и вассалов она отпустила. В час Мыши[141] она наконец легла, но сон по-прежнему не шёл, глаза не желали закрываться. В час Быка Тятя села на футоне — в замке поднялась суматоха, со двора донёсся шум. Состоявший при ней на службе молодой самурай, которому она недавно велела отправляться спать, но который, по всей видимости, приказ проигнорировал, крикнул из-за фусума:

— Его превосходительство Сигэнари Кимура ведёт войско к полю брани!

Казалось, конское ржание, переклички всадников, топот сотен ног раздаются совсем близко — должно быть, оттого, что стояла ночь и остальные звуки стихли. Ненадолго установилось прежнее спокойствие, но вскоре шум возобновился. Тот же молодой самурай возвестил:

— Его превосходительство Моритика Тёсокабэ ведёт войско к полю брани!

К рассвету в Осакском замке снова воцарилась тишина. Тятя, очнувшись от дремоты, встала с наступлением часа Зайца и раздвинула сёдзи — моросил дождь. С отбытием десяти тысяч воинов из последних резервных полков под командованием Кимуры и Тёсокабэ замок впал в оцепенение.

Тятя не знала, провёл ли её сын ночь в Осаке или отбыл к линии фронта ещё накануне, она умирала от беспокойства, но не стала расспрашивать об этом приближённых и утро провела на энгаве, глядя на дождь, поливающий сад.

В час Коня примчался гонец от Ооно.

— Его превосходительство Мотоцугу Гото пал в бою у Домёдзи сегодня на рассвете, — доложил он.

Домёдзи находился всего в пяти ри к юго-востоку от замка. Тятя была потрясена не только печальным известием о гибели Гото, бесстрашного воина и талантливого стратега, но и осознанием того, что вражеская армия подобралась настолько близко. Бои шли в пяти ри от Осаки — она и не думала, что Токугава так быстро сломят сопротивление западных войск.