Клео вновь уселась.
— А ты учел возможные колебания рынка? Нет никаких гарантий, что в следующем году ты сможешь продать говядину по такой же выгодной цене, как и в этом.
— Может быть, слишком поздно, но все же я усвоил одно важное правило: жизнь никогда и никому не дает никаких гарантий.
С этим Клео поспорить не могла, однако идея заложить ранчо ей пришлась не по вкусу.
— Клео, пойми, удачный год в любом бизнесе зависит от того, сколько раз удается провернуть каждый доллар, — спокойно продолжал убеждать ее Чанс. — Как раз об этом я и думаю. Мне нужен заем, чтобы весной прикупить молодых бычков. Осенью я их продам и расплачусь с долгом. Постепенно ранчо начнет само окупать собственные расходы, и займы будут уже не нужны.
— И коровы тоже?
Чанс на секунду помедлил с ответом. То, как он планировал работу на ранчо в будущем, слишком сильно отличалось от привычного здесь распорядка, и он опасался, что Клео не сможет, не захочет принять эти перемены.
— Я больше не собираюсь заниматься разведением скота. Прокорм коров в течение зимнего сезона обходится слишком дорого. Кроме того, ухаживать за ними приходится значительно больше, чем за бычками, особенно во время отела. Я уже не говорю о кастрации бычков весной и осеменении коров в августе. Пришлось бы привлекать людей со стороны. А если на ранчо не останется коров, мы, соответственно, избавляемся от лишних хлопот по уходу за ними, а значит, справимся со всей работой собственными силами.
— Ну что же, — прервала Клео слишком затянувшуюся после слов Чанса паузу. — Кажется, ты был занят.
Чанс посмотрел ей прямо в глаза.
— Я надеюсь, ты одобряешь мои планы?
А если нет? Он так быстро освоился с основными правилами ведения дел на ранчо, так уверенно и со знанием дела рассуждал о будущем… Перемены всегда давались Клео нелегко. За прошедшие пять лет она привыкла к повседневной, привычной рутине сезонных работ и жизни на ранчо. Торговала скотом — правда, немного. Однако самой большой радостью для нее было появление к весне телят и возня с ними.
— Да и ты будешь посвободнее, — вновь заговорил Чанс. — Тебе не нужно будет вести учет приплода.
— Для меня это было совсем не трудно, — холодно ответила Клео.
И сразу стало ясно, как она относится ко всем этим планам.
— Жаль, что тебе не понравилось. Я надеялся, ты меня поддержишь.
Ей хотелось возразить, что подобное решение не слишком продуманно и преждевременно, ведь у него еще недостаточно опыта в этом деле, однако она была наемным работником, а не партнером Чанса, и поэтому промолчала и, лишь глубоко вздохнув, поднялась со стула.
— Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь… Надеюсь, что все пойдет так, как ты задумал.
Чанс вскочил.
— Ты сказала очень важное слово, Клео, — надежда. Пока, на бумаге, все выглядит просто и убедительно.
— Будешь продавать коров?
Чанс прокашлялся.
— Они уже проданы. Ты, вероятно, знаешь покупателя — это Джим Кэндлберри.
Ранчо Кэндлберри в их краях было известно каждому.
— Да, я его знаю. Он хочет забрать коров до осеменения?
— Он собирается свести наших коров со своими быками и просил, чтобы их перегнали в начале следующей недели.
Известие о продаже коров стало для Клео ударом. Теперь август, обычно самый хлопотный месяц в году, окажется заполненным лишь скукой и безмолвной пустотой загонов. Конечно, Чанс имел полное право поступать так, как считал нужным, однако Клео почувствовала себя задетой тем, что он даже не удосужился обсудить с ней свои действия.
Неожиданно ей пришло в голову, что с той ночи в хлеву они почти не разговаривали друг с другом. Почему бы, решила Клео, не воспользоваться удобным случаем и не сбросить еще один тяготивший ее груз?
— Кстати, могу обрадовать, — голос ее прозвучал глухо, бесцветно, — можно больше не думать о…
Слова застряли у нее в горле.
Чанс пристально взглянул на Клео, и ее щеки внезапно вспыхнули. Ей так хотелось произнести эти слова спокойно, безразличным тоном, но слишком живы оказались воспоминания о случившемся, слишком сильно ранили они ее чувства. Она не могла заставить себя произнести ни звука.
— Не думать о чем, Клео? — мягко спросил Чанс, уже догадавшись, о чем пойдет речь.
— Я… не беременна, — выдавила она из себя и потом, уже раскованней, добавила: — Уверена, ты вздохнешь с облегчением.
— А ты?
— Я? О да, конечно!
Она уловила какое-то странное выражение, мелькнувшее в глазах Чанса, но понять его не смогла и, внезапно смутившись, попятилась к двери.
— Ты можешь вновь вернуться к твоим… расчетам.
С каждым днем они все больше отдаляются друг от друга, подумал Чанс. То, что они работали вместе, ничуть не меняло ее отношения к нему. Он старался избегать слишком личных тем и говорил только о делах, но — вот незадача! — она не одобряла и его хозяйственные планы. И самое неприятное — даже не пытается выразить свое неудовольствие.
— Клео!
Та остановилась почти в дверях.
— Что?
Чанс обогнул стол и подошел к девушке. Ему мучительно захотелось сжать ее в объятиях. Дом был пуст и тих. Если считать, что единственное, чего им обоим не хватало, чтобы их отношения приняли естественную форму, — это уединение, то сейчас его было в избытке.
