Хозяйка лабиринта - [47]

Автомобиль изрыгнул их у невыразительных руин под мрачным небом. «Заберете нас через три часа», – сказал Перри водителю. (Три часа! – подумала Джульетта.)

Он сказал, что это – римская вилла.

– Прекрасно сохранившийся мозаичный пол. Он скрывает под собой гипокауст. Гипокауст – это древнегреческое слово: от гипо – «под» и каустикос – «горящий, жгучий». Какое слово нашего языка произошло от «каустикос»?[28]

– Понятия не имею, – едко сказала она.

Впрочем, он не заметил. Наречия были слишком тонки для его восприятия. Неужели он не видит, что она созрела и ее пора сорвать? Как розу. Она – подарок. Жемчужина в ракушке. Яблоко, манящее с древа. Однако Перри, кажется, не подозревал об этом – он принялся читать ей лекцию про древнеримскую Уотлинг-стрит, которая проходила где-то у них под ногами.

Пошел дождь – противная мелкая морось. Джульетта мрачно таскалась за Перри среди развалин, пока наконец не истекли три часа и не вернулся водитель, пахнущий пивом и табаком.

Вот тебе и выходной. Никому из них он не пошел на пользу – особенно, кажется, Перри.

– Кстати, пока вас не было, звонили от Гаррарда, – сказал Перри, когда они вернулись. – Сказали, что те серьги им не вернули.

– О, я как раз собиралась вам сказать…

Перри снисходительно махнул рукой. Видимо, война была важнее бриллиантов.

– Мы в бегах, – сказал он. – Наши войска уже отступают к побережью. Все кончено. Европа пала. Просто сердце разрывается, правда?

– 8 –

ГОДФРИ осведомился о сыне МИССИС ТЕЙЛОР, подруги ЭДИТ, – его призвали в войска связи.

Э. Я сказала его матери…

Г. МИССИС ТЕЙЛОР?

Э. Да. Что удивительно, сколько сейчас пацифистов в армии.

Г. Да?

Э. (несколько слов нрзб). Помните тех людей, что пошли работать на завод Роллс-Ройса?

Г. Бельгийцы.

Э. Они очень низкого мнения о Королевском военно-воздушном флоте.

Звонит телефон.

Г. Алло? Алло? (Кладет трубку.)

Э. Кто это?

Г. Никто. Ошиблись номером.

Кто это ему звонит? – задумалась Джульетта. Она слышала, как он сказал: «Да, да, понял» – совсем другим тоном, чем тот, которым он разговаривал с информаторами. Может, это человек в пальто с воротником из каракульчи?

Джульетте не нравился Оливер Аллейн, она не доверяла ему, но решила, что ее долг – сообщить о тайных встречах Годфри. Иногда она ломала голову – а что, если дела обстоят совсем не так, как кажется на первый взгляд? Что, если идет гораздо более запутанная игра? Что, если Годфри и правда агент гестапо? Агент гестапо, притворяющийся сотрудником МИ-5, который притворяется агентом гестапо. От этих мыслей у Джульетты разболелась голова. В таком случае Годфри занимает идеально подходящее место – возглавляет сеть людей с пронацистскими симпатиями. Кукловод. Паук в центре паутины.

Ей очень хотелось посоветоваться с Перри, но Оливер Аллейн велел никому не говорить. Учусь лжи, подумала она. Рифмуется со словом «жив».

Поколебавшись, она напечатала загадочную короткую записку Аллейну: «Мне надо с вами кое-что обсудить». Она отдаст ее мальчишке-курьеру, когда он зайдет. На конверте Джульетта написала: «О. Аллейну в собственные руки».

Она вернулась за пишущую машинку. На сей раз это был отчет Жизели. Однако сей документ едва ли заслуживал названия отчета – это был нечленораздельный шум, похожий на прямую трансляцию из мозга кошки. Впрочем, еще в отчете был неплохо нарисованный шарж на толстяка во фраке, с толстой сигарой в зубах. Под картинкой Жизель нацарапала: «La Proie du soir»[29]. Что такое La Proie – добыча? В квартире не было словаря Ларусса. Джульетта предположила, что это портрет шведского торговца оружием, которого Жизель намеревалась соблазнить накануне вечером. Видимо, ей это удалось.

Лишь сделав перерыв, чтобы обдумать одиннадцатичасовой перекус (хотя была лишь половина одиннадцатого), Джульетта услышала странные звуки из спальни Перри. Когда Джульетта утром явилась в «Долфин-Сквер», в квартире было тихо, и она решила, что Перри куда-то вышел. Из спальни доносилось шуршание, словно там метался какой-то зверек – крупная крыса или маленькая собачка. Лили тоже услышала шум и насторожилась – встала, склонила голову набок и уставилась на закрытую дверь.

Джульетта подошла к двери и осторожно постучала – хотя, если там крыса или собака, этот стук им без надобности. Никто не ответил. Она осторожно открыла дверь, почти ожидая, что оттуда кто-нибудь выскочит. Но никто не выскочил. Лили, более смелая, толкнула дверь и влетела в спальню. Джульетта последовала за собакой.

Не животное. Перри. Так он все это время был здесь! Он стоял на коленях у кровати, словно в молитве. Он повернул лицо к Джульетте, и она увидела, что оно залито слезами. Может, он заболел? Он походил на раненого, хотя явных ран нигде не было. Лили ободряюще лизнула ему руку, но он сохранял позу отчаяния.

– Сэр, я чем-нибудь могу вам помочь? – спросила она.

– Не можете. Никто не может.

– Возможно, у вас духовный кризис? – рискнула спросить она, очень деликатно – ей казалось, что именно так положено обращаться с людьми, переживающими духовный кризис.

Но Перри расхохотался, и в его хохоте были нотки безумия. Джульетта обшарила глазами комнату (ужасное выражение) в поисках каких-либо объяснений этого внезапного нервного срыва. Но комната не сказала ей ничего. Аккуратно, как в казарме, застеленная постель, аккуратно разложенные гигиенические принадлежности, белая рубашка на вешалке на двери гардероба. Гардероб приковал взгляд Джульетты. Он сдавался вместе с квартирой, или это тот самый, в котором повесилась таинственная первая жена? То-то, должно быть, сюрприз был для Перри, когда он открыл дверцу.