Хозяин Стаи - [12]

«Кор-р-р-р и щелк-щелк-щелк», — раздалось за ее спиной. Зан обернулась. На ее постели на задних лапках, сложив на круглом животике передние и внимательно глядя на нее чуть выпуклыми темно-фиолетовыми глазками, сидел Кор — ее иглозубый сурикат. В двери ее комнаты для него был устроен специальный лаз, и он научился исчезать на ночную охоту и возвращаться по утрам совершенно бесшумно. Зан подошла к кровати и протянула зверенышу руки.

— Появился, наконец-то. А я уже думала: мне сегодня выходить без тебя! — она даже не пыталась придать голосу суровости. Какой смысл, если Кор с легкостью считывает ее эмоции, как и она его? Зверек ухватился передними лапками с длинными чуткими пальчиками за протянутые ему руки и по ним, а потом по меховому плащу, вцепляясь в него длинными острыми коготками (как ему удается не поцарапать ее кожу, Зан не знала до сих пор), взобрался на ее плечо и уселся там, обвив своим невозможно длинным лысым хвостом с пушистой кисточкой на самом кончике ее шею.

Зан последний раз кинула взгляд на свое отражение в зеркале. Да, вот теперь она совершенно готова. Она никогда не выходила на арену цирка без Кора. Когда он появился в первый раз, Али-Хазир очень удивился, но потом согласился, что это неплохая идея. Толпа на трибунах выла от восторга, увидев на плече рабыни жуткого уродливого и зубастого зверька. Ее тогдашний противник? Хм… Зан не успела спросить.

Они всегда выходили на арену только вдвоем. И каждый раз Зан знала, что для драки у нее есть не только ее собственное тело и ее оружие, но еще с десяток острых когтей и, наверное, сотня не менее острых зубов! И так было не потому, что она чего-то боялась или не умела. Просто Кор, как и ее норла, был потерянной частичкой ее собственной души! Потерянной и найденной. И неотделимой.

Рабыня-гладиатор — любимица годрумской публики шагнула за порог комнаты: через полчаса ее выход на арену.

Али-Хазир ждал ее в конце коридора, возле самой решетки, отделявшей его от залитой ослепительным солнечным светом арены. Зан мельком взглянула на то, что происходило на ней. Предыдущее представление уже закончилось, и рабы-прислужники даже успели убрать тела проигравших гладиаторов, а теперь укатывали какие-то странные транспортные средства, напомнившие Зан древние колесницы. Впрочем, все это происходило на дальнем конце арены, и расстояние не давало ей разглядеть все как следует, а здесь, возле этих ворот, они с Али-Хазиром были одни. Ну, еще пара младших надсмотрщиков возле ворота, подымавшего решетку, но на них Зан привычно не обращала внимания.

— Ты готова? — Али-Хазир оглядел ее придирчивым взглядом. Рабыня промолчала, лишь слегка развела руки в стороны, позволяя ему самому оценить степень своей подготовки. Она уже давно не была той маленькой девочкой, что попала в рабство, но по-прежнему предпочитала промолчать, когда не видела смысла в словах. Тем более что ее последний хозяин просто предпочел привыкнуть, больше не пытаясь переделать под себя характер своей рабыни. — Хорошо, — Али-Хазир удовлетворенно кивнул. — Не волнуйся: уже скоро твой выход. Я помню, что ты не любишь ждать.

— Ну, раз уж мы все равно ждем, Али-Хазир, — усмехнулась Зан, — может, раскроешь мне страшную тайну, кого мне придется убить сегодня?

Зан, рабыня, которую так обожала годрумская публика, всегда обращалась к старшему надсмотрщику только по имени. В первый день их знакомства ей было все равно, ударит он ее за непозволительную для рабыни наглость или нет, убьет или оставит в живых. А когда они встретились в следующий раз, она решила, что уже слишком поздно начинать звать его господином. Впрочем, в присутствии других рабов она все-таки делала это: разрушать авторитет старшего надсмотрщика никогда не входило в ее планы.

— Нет. Ты же знаешь, что не положено, — Али-Хазир качнул головой.

— Для других рабов делают исключения, я уверена.

Если честно, она и сама не понимала, зачем настаивает: не так уж ей и хотелось знать. За три года она привыкла выходить на арену, даже не предполагая, что ждет ее там. Вначале она действительно пыталась разузнать заранее, но потом ей это даже понравилось: она выходила и убивала, и ей не было разницы кого! Но сегодня она снова задала этот вопрос. А Али-Хазир не собирался отвечать:

— Других рабов не зовут «Звон Стали».

Зан прислушалась к реву толпы, раздававшемуся с трибун. Все верно, они уже знали, кто должен выйти на арену следующим, и словно удары огромного барабана, вздымалось и падало в воздух ее имя, выкрикиваемое тысячами голосов:

— Зан! Зан! Зан!

Имя как звон стали…

— За-а-ан!

Имя как звон клинков…

Рабыня отвернулась от решетки, словно так она переставала слышать.

— Мне все равно, как меня называют, что кричат: они — на трибунах. А на арене я всегда одна.

— Я помню, — Али-Хазир кивнул головой. — Ты, твой звереныш и оружие в твоих руках.

— И противник, посмевший выйти на мою арену.

— Сегодня все также. Ничего не изменилось, — они говорили, словно продолжая фразы друг друга.

— Я знаю, — Зан медленно прикрыла глаза, пряча их от ослепительного сияния белого песка на арене. — Поднимай решетку.