Хозяева старой пещеры - [33]
…Часа через два к Санькиному дому подошла маленькая, сгорбленная старушка в низко надвинутом на лоб белом платке и длинной сборчатой юбке. Старушка остановилась у калитки и поставила на землю плетёную корзину.
— Охти… чижало-то как! — невнятно прошептала она и со стоном выпрямилась, держась рукой за поясницу. Всё лицо старушки было забинтовано. Снаружи остался только самый кончик коричневого носа да один глаз, спрятанный за выпуклым стеклом очков в тонкой золотой оправе.
Митька с любопытством наблюдал за незнакомой бабкой.
— Сыночек, — прошептала старушка и поманила Митьку рукой в чёрной кружевной перчатке, — сыночек…
— Чего вам? — Митька подошёл к калитке. — Эта-та… как его… никого дома нет…
— Ахти, беда-то какая! — сдавленным шёпотом сказала старушка и села на корзинку, словно у неё подкосились ноги. — С сердцем у меня чтой-то не того, и зубы болят. Позови, сыночек, Марусю, ты не её сын-то будешь?
— Да нету тёти Маруси, — сказал Митька и с жалостью поглядел на старушку, — на ферме она. Я вам воды принесу, хотите?
— Не надо воды… Ты лучше Марусю сбегай позови… Я ей подарок привезла, а мне на поезд надо… Сбегай за ней, сынок, на тебе за это яблочка…
Старушка вытащила из корзины яблоко и неожиданно ловко бросила его Митьке.
Митька поймал яблоко на лету.
— Сейчас, бабушка, я мигом! — сказал он. — Вы тут, — он оглянулся на сарай, плотнее прикрыл дверь, — а вы тут посидите. Я… эт-та… как его… я быстро. — И он радостно запылил по дороге.
Когда Митька скрылся за поворотом, старушка оглянулась по сторонам и, подобрав подол длинной юбки, резво шмыгнула в сарай.
— Алёша! — позвала старушка. — Ты здесь?
Алёша открыл глаза и удивлённо уставился на незнакомую старуху, у которой поверх бинта блестели бабушкины очки в золотой оправе.
— Привет! — сказала старуха и, подбежав к Алёше, стала ловко распутывать верёвки на руках и ногах пленника. — Давай быстрее!
— С-спасибо… — Алёша никак не мог опомниться. — С-спасибо большое…
— Ладно, ладно, — торопила его старуха, — бывают же на свете такие люди… им говоришь скорее, а они еле шевелятся…
Алёша поплевал на ладони и растёр занемевшие руки. С трудом выпрямился. Что-то знакомое прозвучало в голосе старухи. И эта присказка…
— Юлька! — ахнул Алёша.
— Ф-фу! — Юлька сняла очки. — Думала — потеряю! В них ничего не видно, а поверх смотреть — с носа падают. Еле дошла!
— Как они к тебе попали?
— А я твою бабушку встретила; моя мама в город поехала, я её до конторы проводила, а твоя бабушка тебя искала. У тебя бабушка мировецкая, правда! Это она меня переодела и научила, что говорить! Она правда в партизанах была?
— Правда, — сказал Алёша.
— Ну, побежали! — Юлька прихватила юбку и рысью понеслась впереди Алёши. — Скорее! А то Митька вернётся!
— А корзинка? — спохватился Алёша.
— Пускай на память остаётся! — беспечно махнула Юлька рукой в чёрной кружевной перчатке. — Я её только для вида взяла. Там песок и солома! А Ким и не знает, что я тебя выпустила. Они с Гошкой там целый план разрабатывают!
Памятник стоял на холме над рекой, укрытый от непогоды широкими стругаными досками. Между досками виднелась белая парусина. В одном месте парусина была подрезана. Видно, кто-то из ребят пытался увидеть памятник до открытия. У подножия памятника лежала гладкая гранитная доска. Серо-чёрная, с розовыми прожилками. Она блестела на солнце, как лакированная.
До открытия памятника две недели. Две недели до 22 июня, и за это время должен приехать из Ленинграда скульптор и выбить на доске имена героев. Навечно.
Вверху над холмом ветер крутил облака, то разгоняя их в разные стороны, то собирая в кучу, как пастух овец. А внизу, у подножия холма, сидели ребята. Они уже выложили Алёше все новости о памятнике и теперь слушали Алёшин рассказ.
— Дела-а… — сказал Гошка. — Ловко они тебя… как младенца! Меня бы ни за что!
— Ну да, — сказала Юлька, — тоже мне! — Возбуждённая удачным походом, она бойко смотрела на ребят из-под бинтов одним глазом. Длинная юбка веером прикрывала ноги.
Ким посмотрел на Юльку и снова, уже в который раз, расхохотался:
— Ты хоть бинты-то сними, а то задохнёшься.
— Ничего, — горделиво улыбалась Юлька, разбинтовывая лицо. — А Митька-то, Митька! «Бабушка, вам воды подать? Вы посидите, я… эт-та… как его… быстро!»
Глядя на Юльку, ребята катались по песку, держась за животы.
— Ну и Рыжая!
— Вот это да!
— А Ястреб-то, Ястреб… пушку упустил, пленника взял — и тот смылся… Ха-ха-ха!
Ким вытер глаза и повернулся к Алёше.
— Ты им точно ничего не сказал?
Алёша выпрямился, оскорблённый недоверием.
— Конечно! Зачем бы я стал говорить? Я даже под пыткой и то бы ничего не сказал!
— Под пыткой? Тебя что, пытали?
— Ну, не сейчас, а вообще… я вообще говорю, если бы по-настоящему попал…
Ким покачал головой и насмешливо хлопнул Алёшу по спине.
— Выдумщик ты… по-настоящему…
Он повернулся к Гошке.
— Как же нам её вытащить, Гош? Санька с Митькой теперь за каждым нашим шагом следить будут…
— А я знаю! Я знаю! — вдруг выпалила Юлька и захлопала в ладоши. — Я придумала!
— Как? — не сговариваясь, разом спросили и Ким и Гошка.
— Надо… — тут Юлька таинственно приложила палец к губам, быстро оглянулась по сторонам и горячо зашептала: — Надо, чтобы Алёша снова попал в плен и сказал. Саньке, что пушку мы спрятали в Копанях. Пока они сходят туда и обратно, а мы её как миленькую вытащим!
