Ким упрямо мотнул головой.
— Если можно… отдайте, пожалуйста, записку… — всё ещё сохраняя угрюмый вид, нерешительно сказал он.
Анна Семёновна неожиданно усмехнулась. Глубокая ямочка на её подбородке дрогнула.
— Ах, Ким, Ким, и когда ты только поумнеешь? — мягко сказала она.
Ким растерянно посмотрел на учительницу. Этого ещё не хватало! От волнения смуглые щёки его стали совсем тёмными.
— Я не дурак, — глухо сказал он, угадывая за своей спиной насмешливый взгляд Саньки Лепягина.
— Это верно. Но умный человек не может быть злым. Зло — всегда несправедливость. Садись. Георгий, возьми свою записку.
— Спасибо, ма… Спасибо, Анна Семёновна! — испытывая огромное облегчение и радость, сказал Гошка.
Это просто здорово, что мать перестала сердиться. А то, глядишь, ещё и дома попало бы ни за что ни про что… А всё Ким. И чего полез? Ну, прочла бы… подумаешь, беда…
— Так вот, ребята, я надеюсь, что за лето вы не только окрепнете, но и поумнеете. Георгий Захаров будет более внимателен на уроках и перестанет заниматься…
— Абракабаброй! — выкрикнул Митька.
В классе дружно рассмеялись. Гошка, не поворачивая головы, показал за спиной Митьке кулак. Митька дёрнулся было, но Санька спокойно положил руку на плечо Митьки.
— Сиди… пусть потешится.
— А чего он? — Глаза у Митьки стали невинными, как у младенца. — Тоже, нашёлся…
Анна Семёновна строго посмотрела на Митьку.
— Дмитрий Соколов станет более уравновешенным и серьёзным, а Ким Знаменский и Александр Лепягин прекратят, наконец, эту нелепую войну и подружатся.
Гошка подумал, что мать, конечно, засадит его летом за учебники. Противная грамматика! И как это Саньке Лепягину удаётся получать по всем предметам пятёрки? Такой вредный тип — и вдруг пятёрки? Как же… ни за что они с ним не подружатся. Пусть лучше не лезет в чужие дела…
Анна Семёновна ещё раз поздравила ребят с окончанием учебного года.
Ребята обрадованно зашумели. Девчонки окружили учительницу, а мальчишки нетерпеливо ринулись к выходу. Гошка постарался незаметно проскользнуть мимо матери. Сегодня его очередь дежурить по дому. А кому же охота в такой день заниматься домашним хозяйством? Ничего с Юлькой не станется, если она ещё раз подежурит.
На крыльце его поджидал Ким.
— Пароль запомнил?
— Ага.
— Записку сожги.
— Есть.
Ким заложил учебники за ремень и, сунув руки в карманы, нарочито медленно пошел к калитке мимо толпившихся у крыльца приборовских ребят.
— Эй ты… Неустрашимый! Мы всё равно твою пещеру отберём! — закричал Митька, кривляясь и подпрыгивая на месте. — Эт-та, как его… нашёлся хозяин! Вечером…
— Помолчи, — быстро одёрнул его Санька, — болтаешь много.
— А чего? — Митька обидчиво шмыгнул носом и надулся.
Но Санька уже повернулся к ребятам. Сжав губы, он коротко свистнул.
— Айда, братва!
Приборовские гурьбой двинулись за Санькой. Позади всех, надув губы, уныло плёлся Митька. Поравнявшись с Кимом, он не удержался и показал врагу нос.
— Эй ты… дурак неустрашимый!
— Пошёл отсюда! — цыкнул Ким и сделал рукой жест, за которым обычно следует подзатыльник.
Митька пустился наутёк. Тем более, что рядом с Кимом выросла широкоплечая фигура Гошки. Отбежав немного, он погрозил кулаком и крикнул:
— Ладно… ещё посмотрите!
Село Заборовье, в котором жили Гошка и Ким, стояло на берегу небольшой порожистой реки Каменки. Конечно, Каменка — не Волга. По ней летом не то что на пароходе, но и на лодке не проплывёшь. Сядешь на мель или на перекате застрянешь. В середине лета Каменку можно перейти вброд, даже не замочив ног, — прыгая с камня на камень. Но весной и осенью с Каменкой шутки плохи. Наполненная талыми водами или осенними дождями, она вздувается и выходит из обрывистых берегов, как настоящая река. Тёмные, холодные волны, подгоняя друг друга, стремительно несутся к старому деревянному мосту, каждый раз грозя снести его и навсегда разъединить два села. На правом берегу маленькое, всею в несколько изб, Заборовье. На левом — Приборовье. Большое. В три улицы, с центральной усадьбой совхоза «Красный Октябрь», машинно-тракторным парком и фермами. Вот только школу три года назад построили в Заборовье. На месте старой, разбитой бомбой церкви. В пору разлива даже Гошкина сестрёнка Юлька не достаёт на середине реки дна, хотя она и плавает лучше всех мальчишек.
Оба берега реки густо поросли колючим кустарником. Только в одном месте, со стороны Заборовья, у подножия высокого каменистого холма за мостом — небольшой песчаный плёс, тесно прижатый к воде зарослями ивняка.
Сюда-то и спешил Гошка к назначенному в записке времени.
Неподалёку от подножия холма Гошку остановил грозный окрик:
— Стой на месте! Ты кто такой?
— Свой.
— Ага, свой… А пароль знаешь?
— Знаю.
Из колючих зарослей шиповника вынырнула тощая фигурка первоклассника Тимки. Когда Тимка пришёл в школу, оказалось, что из всего класса только Тимка уже умеет читать, писать и даже считать до ста.
— Кто тебя научил? — удивилась учительница.
— А никто… Я самоучкой!
С тех пор одна учительница, да ещё мать звали его по имени. Все остальные — Самоучкой.
— А я сегодня часовой, — важно сказал Самоучка, — и ещё полковник! Вот только погонов нету…
