Ниже виднелась еще одна надпись:
«1942 г. фрицы убили лейтенанта. Прощай, Юра! Вчера тебе исполнилось 19 лет».
— А теперь иди сюда, — сказал Ким, — смотри…
На противоположной стене была ещё одна надпись:
«Мы отрезаны. Точка».
— Видал? А теперь это наш штаб, — твёрдо сказал Ким и неожиданно рассмеялся. Алёша вздрогнул, таким странным и неуместным показался ему в эту минуту весёлый смех Кима. — Приборовские, как ни старались, так и не смогли отнять у нас пещеру. Мы их и близко к ней не подпустим.
— А где гильзы? — тихо спросил Алёша.
— Зачем тебе?
— Покажи.
Ким нагнулся и вытащил из большого ящика картонную коробку, доверху наполненную стреляными винтовочными гильзами. В углу коробки — клубок пулемётной ленты. Свернутый кусок сдвоенной серой парусины, начинённый металлическими трубками. Алёша взволнованно провёл рукой по зазубринам ленты — ощутимой, живой нити, связавшей далёкое прошлое с настоящим.
— Смотри, что мы ещё нашли, — сказал Ким и подал Алёше помятую солдатскую каску с дыркой от пули. — Наповал, наверное…
Алёша молча смотрел на каску. Наповал… Вот так и дядя Степан — ушёл и не вернулся… И этот, кто здесь воевал, тоже. И ничего, ничего после него не осталось, только каска с дыркой от пули и надписи на стенах…
— Знаешь, может быть, он не был убит, а только ранен?
— Кто? — не понял Ким.
— Он… чья каска, — сказал Алёша, — я даже уверен, что он остался жив, — и, уловив откровенно изумлённый взгляд Кима, заторопился: — Понимаешь… ну, можем же мы так думать? Если даже он и убит, так ведь это для них, — Алёша махнул рукой в сторону реки, словно там ещё были фашисты, — а не для нас. Мне всегда ужасно обидно, когда в кино или в книгах самые хорошие погибают. По-моему, это несправедливо. Если человек герой — он должен жить, а если трус, тогда, конечно… Правда?
— А дырка в каске? От такой раны не встанешь!
— А может, она у него и не на голове была в это время? Может, она просто так лежала? А может… ты только представь себе. Вот тут он лежал у пулемёта… видишь, если в дверь выставить дуло — весь мост как на ладони. А фашисты с той стороны шли… Когда у него все патроны кончились, он снял каску, положил её на самое видное место, чтобы фашисты думали, что он убит, а сам потихоньку выскользнул и по кустам — к партизанам…
— А пулемёт оставил?
— Зачем? С собой взял или… или в речку спустил, чтобы фашистам не достался.
— Откуда ты знаешь? Ты же не видел? Может, это и не так всё было?
— Конечно, может быть, и не так. Может быть, он раненый, весь в крови всё-таки продолжал стрелять до тех пор, пока не подоспели наши. А фашистам так и не удалось переправиться на эту сторону! Слушай, Ким, давай я нарисую его. Вдруг он остался жив и приедет сюда? Пусть он увидит, что мы не забыли…
— Чудак ты, честное слово, — покачал головой Ким, с удивлением глядя на возбуждённое лицо Алёши, — говоришь, как будто правда…
— Конечно! — убеждённо воскликнул Алёша и положил руку Киму на плечо, как будто хотел передать ему часть своей веры. — Бабушка говорит: если сильно верить, то обязательно исполнится. Только надо что-нибудь делать для этого, а не просто так, понимаешь? Если просто так сидеть, тогда, конечно, нечего и ждать…
— А что мы можем сделать? — с сомнением сказал Ким, невольно заражаясь уверенностью Алёши. — Только нарисовать, и всё…
— И нарисовать! Он будет здесь, как будто с нами, понимаешь? Ведь ты же не можешь сподличать, если он будет на тебя смотреть?
— Да, — сказал Ким. — Только… только ты же его никогда не видел?
— Ну и что же? Это ведь будет просто солдат… как памятник.
— Ки-и-и-им! — раздался внизу истошный вопль Юльки. — Скоро ты-ы-ы?! Я уже вся изжарилась на солнце-е-е!
Ким поспешно снял со стены картонную трубку со вставленными в неё увеличительными стёклами:
— Заговорился, а меня дело ждёт.
— Какое?
— Потом расскажу. Тайна, — важно ответил Ким, разом превращаясь из мальчишки в сурового, неприступного воина, разведчика. — Идёшь?
— Нет, — сказал Алёша и присел на ящик, — я ещё здесь немного побуду, подумаю.
Он поднял с пола альбом, краски и прислушался к удаляющемуся шуршанью гальки под ногами Кима, а затем выглянул из пещеры. Юлька, размахивая руками, бежала следом за Кимом по берегу и что-то говорила ему на ходу.
Когда они совсем скрылись за кустами, Алёша вышел из пещеры и опустил за собой мешковину. Ему стыдно было признаться даже самому себе, что он просто-напросто испугался встречи с Юлькой. Это было неприятно. Ладно, как только Ким с Юлькой вернутся, он сразу же подойдёт к ней и скажет всё, что думает. Всё! И про стёкла. Пусть это даже смертельно обидит её. Но странно… Почему-то совсем не хочется обижать Юльку. Какая у неё замечательная улыбка… Его солдат у пулемёта тоже будет улыбаться. Да, да! Напряжённо, зло и в то же время радостно от сознания, что они не пройдут! Он лежит у пулемёта, заправленного последней лентой, раненый, отрезанный от своих и… улыбается, глядя, как в бессильной злобе падают у моста враги.
Алёша присел на валун и начал торопливо делать первый набросок.
