Хозяева плоской Земли - [260]

– Ты сам сказал, что она знает наши традиции да ещё поёт наши песни. Тебе, может, и нет, а мне это о многом говорит. И очень даже похоже на то, что заинтересовалась она всём этим не просто так, а чего-то ради. Например, в прошлые приезды она познакомилась с Уитни, та её посвятила в свои планы, и теперь они действуют заодно.

– С какого перепуга старухе какая-то шведка?

– Вот ты её об этом и спроси.

– Зачем? Это ведь ты собираешься с ней целоваться-миловаться, прощения просить и советов спрашивать.

В таком вот ключе проходило всё наше последующее общение, пока мы брели через лес, грузились на шхуну, шли по забезпокоившемуся и покрывшемуся бурунами морю обратно в порт Рару и собирались на ужин в уже полюбившейся всем харчевне «У Альфонда». Сам Альфонд был, как всегда, в приподнятом расположении духа, шутил и я бы даже сказал балагурил, делал вид, что может чуть-чуть говорить по-английски, а когда веселье вместе с трапезой закончилось, и наши гости разошлись, усталые, сытые и довольные, мы снова уединились втроём у него на кухне и заговорили на темы, волновавшие нас с Конрадом. Когда мы упомянули о встрече на Ибини со старухой-колдуньей и её новой помощницей, Альфонд откровенно смутился и какое-то время не знал, что сказать. Выяснилось, что ни про какую рыжую шведку он не слышал, а это, принимая во внимание его осведомлённость во всём, выглядело подозрительно, причём в первую очередь для него самого. Подумав ещё, он высказал предположение, что эта наша Чештин наверняка до сих пор просто не показывала носа в Рару, а поджидала Уитни на острове, где мы просто застали их обеих. Он заверил нас в том, что теперь его дело чести – вычислить шведку, как только она объявится, одна или со старухой, и уж тогда он точно будет располагать всеми возможными сведениями о ней. Он так переживал по поводу своей невнимательности, что даже позабыл спросить, почему мы ею интересуемся и что нам от неё нужно. А мы и не стали уточнять.

Не могу сказать, что та ночь прошла для меня спокойно. Я промаялся до рассвета и заснул уже под утро, так и не решив, стоит ли искать с Уитни примиренья или Конрад всё-таки прав, и лучше оставить всё, как есть.

Осмотр Рару занял у нас полдня. Чувствовалось, что ребята подустали на одном месте и хотят новых впечатлений. Сразу после обеда мы погрузились на зилоты и отправились в Кампу. Дорогой я рассказывал про «войну Кнут-Кнута», про то, как строилась тамошняя крепость, про непростые отношения между Кампой и Санестолом и многое другое, что удалось наскрести по сусекам за мои прошлые приезды в эти края. Кто-то поинтересовался, есть ли здесь тоже какие-нибудь мистические места, типа лощины с душами камней. Я обещал показать луг, где никогда не желтеет трава и не ложится снег.

По опыту я уже знал, что сейчас наступает тот критический момент, когда туристы достаточно пропитываются новым для себя местом и часто хотят побыть одни и поразмышлять, поэтому не спешил утомлять их своими историями. Кто-то под монотонную качку кимарил, кто-то молча смотрел в окно, наиболее активные и бодрые тихо переговаривались между собой.

Мы с Конрадом снова сидели в разных зилотах, так что до приезда в Кампу я был предоставлен сам себе. Мне очень хотелось полистать обнаруженную им тетрадь, но я не мог позволить себе такой роскоши в присутствии слишком большого количества посторонних глаз. Конрад, я был уверен, за это время неплохо её изучил, но предпочитал помалкивать о результатах, видимо, не таких уж и потрясающих, как он ожидал. Я решил сдерживаться и терпеть, предоставляя ему возможность начать разговор на эту тему первым. Хотя, если честно, надежд у меня было мало, поскольку он явно предпочитал в подобных вопросах определённую скрытность. К примеру, он до сих пор не посвятил меня в то, что писал в оставленноё ему в наследство кожаной книжке дядя Дилан.

Кампа встретила нас дождём. По дороге к ночлегу мы проехали мимо крепости, от которой видна была лишь нижняя часть стены. Башни заволокло туманом, превращавшим огни в бойницах в большие оранжевые шары. Дождливый вечер на севере предвещал дождь весь последующий день. За ужином я всех об этом предупредил, но никто, к счастью, не расстроился. Люди нормальные никогда не пеняют на погоду, зная, что не могут на неё повлиять, а потому просто приспосабливаются. При таком отношении иногда удаётся перетянуть одеяло на себя, и тогда погода начинает подстраиваться под вас. Так и получилось. Проснулись мы утром под капель дождя, а когда позавтракали и вышли на улицу, нас встретило умытое и посвежевшее солнце.

Я Кампу люблю. Хотя у города собственное лицо, он ощущается так же, как Окибар. Видимо, виной тому мои здешние корни по отцу. Хотя от Кампы до Рару совсем не далеко, для меня эти города совершенно разные. В Рару чувствуешь себя неуютно, постоянно замечаешь посторонние взгляды, там всё как-то скученно и тесно. В Кампе же никому до тебя дела нет. Уверен, что это ощущение ложное, и стоит только нарушить какое-нибудь неписанное правило, как ты и здесь окажешься в центре внимания, но испытывать судьбу мне хотелось меньше всего, и потому я наслаждался широкими улицами, благородно состарившимися домами, постоянно дующими с разных сторон ветрами и красивыми людьми. В самом деле, местное население отличалось от населения других уголков Фрисландии. Поначалу я думал, что таково моё предвзятое мнение, но расспросы нескольких независимых групп пришлых и незаинтересованных туристов показали, что они в той или иной степени тоже его разделяют. Северян из Кампы всюду узнавали и выделяли, причём не только по говору, но и по внешности. Они здесь почему-то выше, шире в плечах, светлее волосом, спокойнее и уверенней взглядом, нежели прочие наши соплеменники. Я пытался выяснить причину, однако ничего толкового так и не обнаружил. Кроме, разве что, исторического нежелания пускать в Кампу посторонних. Коренных жителей города насчитывается не более трёх тысяч, и все они так или иначе принадлежат пяти основным родам. Это позволяет им спокойно размножаться естественным путём и при этом не испытывать необходимости в притоке посторонней крови. Мой родной Окибар, где жителей сегодня в два раза больше, в путём и при этом не испытывать необходимости в притоке посторонней крови. сеяден и перемалывает любых пришлых, превращая в гордых горожан. Кампа независима, самодостаточна и всё инородное отторгает. Я объясняю это непростой историей, которую упоминал выше и которая научила коренных северян тому, что лучше меньше да лучше.