Хозяева плоской Земли - [258]

– Кого вы защищаете?

– Себя. Тебя. Тима из Окибара. Фрисландию. Есть вещи, которые нельзя знать.

– Почему?

– Тим, извините, я уронила катушку… – сказала расстроенная Трине, на сей раз сопровождаемая обоими родителями. – Я не заметила, как вся нитка отмоталась.

– Не страшно. – Я вздрогнул и словно очнулся после сна. – Зато теперь мы знаем, что там глубже трёхсот метров.

Говорили мы по-английски, но Уитни как будто поняла и сказала, обращаясь к Трине на фрисландском:

– Там нет дна, тетка. – И добавила, кивая мне: – Переведи ей.

Перевести я не успел, потому что в этот самый момент своды пещеры огласили возбуждённые крики. За разговором мы не заметили, как наш Роналд вместе с братьями Альбрехтами отошли к саркофагу и теперь радостно кричали, потому что им каким-то чудом удалось слегка сдвинуть крышку. Вокруг них уже начинали собираться остальные. Некоторые опасливо оглядывались на нас, чувствуя, что происходящее едва ли входит в программу экскурсии.

Вы никогда в жизни не застывали, как вкопанный? Я раньше тоже. А тут я впервые стоял и не знал, каким пальцем пошевельнуть, какое слово произнести, на кого броситься, плакать или смеяться. На протяжении всей этой поездки я старался не упоминать про свои находки, чтобы не рассказывать об их дальнейшей судьбе, не говорил про то, что участвовал во вскрытии саркофага, но ведь сведения об этом любой мог почерпнуть на сайте, и потому действия моих туристов не выглядели чем-то из ряда вон выходящим. На то они и туристы. Обычное человеческое любопытство. Главное – что теперь делать дальше?

Высота в человеческий рост не позволяла просто так взять и заглянуть внутрь. Василику, помнится, мы подсаживали. Роналд попробовал подтянуться, но не смог. Конрад нашёлся первым.

– Что вы делаете? – крикнул он. – А если там бомба?!

Прозвучало это глупо, однако действие на европейцев возымело – все дружно расступились, оставив крышку лежать чуть сдвинутой и не ведая, что под ней. Конрад деловито подошёл, упёрся в камень обеими руками, поднатужился и вернул плиту на прежнее место. Я не уставал удивляться, где в этом жилистом, но совершенно обычном парне прячется столько силы.

– Давайте не будем разрушать памятники, господа, – сказал он громко, твёрдо и с белозубой улыбкой. – Иначе, как в Риме, всё на варваров спишут. Давайте блюсти традиции и ничего не трогать.

– Но, – попытался возразить Роналд, явно собираясь напомнить о моих действиях при тех же обстоятельствах.

– Взгляните на потолок, – не моргнув глазом, прервал его Конрад. – Это разве потолок? Да здесь любой дождь превращается в потоп. Если мы хотим сохранить это место в таком виде, в каком оно сейчас, нам придётся соблюдать неписанные правила. Смотрите, трогайте, измеряйте, фотографируйте, но ничего сдвигать и открывать не надо. Хорошо?

Он знал, что делает. Нашим бы такая проповедь резко встала поперёк горла, и кто-нибудь что-нибудь наверняка брякнул бы в ответ. А эти нет – послушали, подумали, покивали и согласились.

Я хотел услышать мнение Уитни, оглянулся, но и её, и рыжей уже след простыл. Они только что сидели здесь, я в отличие от Конрада не отходил ни на шаг, всё заняло каких-то несколько секунд, но их хватило, чтобы наши застигнутые врасплох собеседницы сориентировались и, воспользовавшись лёгкой заварушкой, незаметно ретировались из пещеры. Уйти далеко они не могли, летать не умели, коридор отсюда вёл один-единственный, так что я лишь успел крикнуть, мол, сейчас вернусь, и устремился, как мне казалось, следом. Конрад сразу понял, что к чему, так что когда я выбежал из коридора в первую пещеру, он оказался у меня за спиной, тяжело дыша и ругаясь. Пещера тоже была пуста.

– Какого чёрта, Тим! Как они улизнули? Ты же всё время был рядом…

– Откуда мне знать! На тебя отвлёкся. Не в пруд же они нырнули!

Не успели мы решить, какие дальнейшие действия стоит предпринять, как из коридора по очереди выскочили наши взволнованные туристы. «Бомба» Конрада и мой внезапный побег заставили их перенервничать. Пришлось растягивать лица в улыбках и заверять, что всё в порядке, что я перестраховался, что мне понадобился свежий воздух и пороть прочую чушь, на которую никто, кроме как из вежливости, не купился, а Трине не преминула поинтересоваться, где те женщины, с которыми я разговаривал. Помощь пришла, откуда не ждали: Роналд извинился за своё чрезмерное любопытство. Конрад поспешил его извинения принять и в свою очередь признал, что переборщил с «бомбой». Я подхватил их разговор и сказал, что если осмотр окончен, мы можем постепенно начать возвращаться к нашей шхуне. Выразился я именно так, обтекаемо, «постепенно начать возвращаться», потому что сам до конца не был уверен в том, что готов уходить, так ничего и не выведав, а только ещё сильнее запутавшись.

Мы были близки к разгадке. Во всяком случае, мне так казалось. Появление здесь Уитни да ещё с рыжей девицей из далёкой Швеции не могло быть совпадением. Если артефактов нет у неё дома, а сама она здесь, значит, артефакты тоже должны быть где-то здесь. И не «где-то», а в саркофаге. Зачем, не знаю, но, видимо, там их место. Так считала Уитни. Правильно ли Конрад поступил, что не дал ребятам проделать за нас нашу работу? Ведь не взяли бы они найденное под крышкой себе. С другой стороны, Уитни откровенно нам угрожала. Как она сказала? «Есть вещи, которые нельзя знать». А мне вот интересно, почему. Только злые боги не позволяют никому вкусить от Древа познания. Их эгоизм не знает границ. На всех, кто ниже их, они смотрят как на подопытных мышей или кроликов, которые обязаны жить по данным свыше законам, думая, что так правильно и должно быть всегда. Но так неправильно. Поумнев, мышь, конечно, не превратится в кролика, а кролик – в человека, как человек не превратится в бога, однако стать из человека кроликом по мнению богов должен каждый. Дурацкая мысль, не спорю, хотя правда жизни, возможно, ещё глупее. Особенно, если это не правда, а ложь. Ложь жизни, ложь смерти. Ведь если знания – это правда или даже истина, то их запрет – это защита лжи. На большой земле любят рассказывать о том, как за попытку осознать ложь первых людей изгнали из райских кущ и заставили жить в трудах и лишениях. Другая попытка была предпринята через постройку высокой башни, но и за это строители поплатились тем, что перестали понимать друг друга. Все религии с колыбели до гроба воспитывают в человеке страх знания. Помню, бабушка рассказывала, что у русских даже целый роман в стихах есть, который так и называется – «Горе от ума».